Проламывающий крепости, юный, провидец, он явился безмерный в силе, Индра, поддерживающий всякое действие, многопрославленный громовержец.
К Индре, властвующему благодаря своей мощи, устремились наши восхваления, к тому, у кого тысяча услад, или же еще больше.
Ригведа I.11
Индра есть сила знания и сила доблести. Однако, хоть и по природе своей она безмерна, мера её проявления ограничивается югой, в которой существует тот Индра. И когда доблесть его возрастает, его знание убывает. А когда возрастает знание, убывает доблесть, ибо одно во все Юги вытесняет другое. И лишь в бою сила та становится безмерной снова, ибо сражение с врагом находится вне временны́х оков Маха-Юги, и лишь в сражении Индра есть то, что он есть, и сливаются в нём воедино знание и доблесть. В другое же время Индра суть мерило его силы.
Из речей Брахмы риши Кашьяпе
Звёзды. Наконец-то, звёзды! Почему я так рад?
Звёздный смерч вращается вокруг, и я повинуюсь неведомой силе, что вместе с ними кружит и меня. Отдаюсь этому бесплотному смерчу, этим неощутимым волнам, и в глаза ударяет незапятнанная белизна, блеск серебра, словно звёзд на водной глади, просверки золота, украшающего длинные шпили… А. Ма. Ра. Ва. Та. Амаравата, стобашенный и стостенный город, простирается подо мной, и стопы мои не касаются его камней. Почему этот город кажется мне родным?
Далеко внизу белый город Амаравата, возносящийся из изумрудных полей, украшенный рощами, фонтанами и дворцами. И сам он — один огромный дворец, и центр его — огромный лабиринт тысячи залов, тысячи анфилад и тысячи террас. Кишит город фигурками не больше пылинки каждая: вот — дэвы-прислужники, вот — гандхарвы, убирающие в мягкие шелка свои пузатые ви́ны, вот — пышногрудые апсары с тонкими талиями и гибкими станами, развешивающие свои сари после стирки… Вот — пылинка покрупнее: с семью хоботами, двумя бивнями с каждой стороны, подобный горе размерами слон Айравата трубит, что есть мочи, провожая садящееся Солнце-Сурью, и тянется ввысь с тоской, словно ко мне… Почему я знаю имя этого слона?
Вот всё ближе и ближе кроны деревьев, растущих в благословенном саду в сердце Амараваты. Цветут эти деревья пышно, отдавая ветру лепестки цветов всех шести времён года, и трепещет листва, словно приветствуя моё приближение, хотя я не имею воли, чтобы приближаться или удаляться. Почему я подвешен в воздухе, словно семечко летучего растения?
Почему? Почему я здесь? Кто я? Почему… звезды над головой как глаза, а снизу слышен старческий шёпот: «О, обладающий четырьмя силами, почему ты не воспользовался ни одной, чтобы жить?» Кто это шепчет? КТО?
Бьёт молния с небес, и поднимает удивлённый взгляд старик в белом, с рудракшей и золотом на груди, голове и руках, чья борода седа, а лоб, украшенный тилаком во славу Нараяны, избороздили морщины, и в глазах старика недоумение и тоска.
— Индра?.. — шепчет мудрец, и я касаюсь его щеки. Да, я. Я!
Нету звёзд. Нет ничего. Снова тьма вокруг, словно кокон, и я в этом коконе. Я ли? Кто я? И кто такой… Индра?
Заслышав приближение колесницы, балдахин которой был увешан бубенцами, словно браслет-кунгру резвой танцовщицы-апсары, многомудрый Брихаспа́ти, гуру дэвов, еле слышно вздохнул и отёр пергаментной рукой лицо. Странный сегодня был вечер. Ветер упорно дул с востока, хотя в это время месяца ему полагалось овевать Сварга-локу с юга, беззвучная молния ударила в дерево прямо над головой гуру, не оставив по себе и следа, почудился голос Индры, ученика и повелителя одновременно… Похоже, само Мироздание никак не хочет расставаться с хохочущим Громовержцем, вот и подкидывает тем, кто близко его знал, видения и знаки.
Тем временем, колесница, влекомая белоснежным оленем, приземлилась там, где деревья росли пореже. Некоторые дэвы могли позволить себе вольности — например, в обход приличий оставлять свою ва́хану [ездовое животное бога] не в стойлах за стенами города, как то приличествовало, а отпускать на расстоянии вытянутой руки от риши щипать сочную траву прямо в благословенном саду. Особенно те дэвы, к которым был благосклонен дэврадж. Сегодняшний гость, Чандра-дэв, граха-Луна, мог позволить себе такое. Ибо кто варит сому? Конечно, Чандра. А кто вскормлен был сомой и может выпить её, по слухам, не меньше озера? Конечно, Индра.
Индра…
Дёрнулся непроизвольно кадык гуру Брихаспати, и одновременно острая игра на долю нимеши [единица измерения времени, равная 0,16 секунды] ударила в сердце и растаяла, как и не было. Серебристая игла, зазубренная. Как молния.