— А… а, — вскрикнул Сориус и его взгляд «остекленел». Сначала он почувствовал, как его мозги вытащили и отделили от них какую-то часть. А когда рука старика вновь коснулась его лба, ощутил, что его прежний мозг в разобранном и перемешанном виде поместили обратно. В голове возник полный сумбур и путаница, а главное боль, которая, нарастая, быстро достигла невероятных размеров, таких, что перед глазами замелькали разноцветные искры. Не осознавая больше ничего, Сориус рухнул на пол, и его забила судорога.
Видя, как что-то недавно происходило со стариком, а теперь происходит с Сориусом, Дариотт стоял, открыв рот, не в силах двинуться с места.
— А ты уходи, — повернувшись к нему, приказал старик.
Не заставив себя уговаривать, Дариотт выбежал из хижины и, стремясь поскорее покинуть это место, поспешил к своему плавноходу.
Нагнувшись к Сориусу, старик положил руку ему на лоб, и некоторое время держал. От этого приема боль в голове визгора хоть и осталась, но неразбериха упорядочилась. Будто разобранные клетки мозга собрались снова, но теперь по-другому и благополучнее. Осознав это, Сориус ощутил в душе умиротворение. Он словно стал совершенно другим. Как если бы он за несколько минут отбыл наказание, которое должен бы был отрабатывать годы. Отработка этого наказания получилась крайне концентрированной, поэтому и была столь болезненной.
— Я убрал рассадник зла, которое двигало тобой! Теперь оно умрет вместе со мной! — старик снял руку с его лба. — Голова же будет некоторое время болеть, но… ты можешь облегчить и ускорить выздоровление. Для этого надо повиниться перед теми, кому ты хотел сделать плохо, — пояснил Абирус и после паузы добавил:
— А пока полежи здесь! Только через несколько часов ты сможешь пойти домой.
Старец снова положил руку Сориусу на лоб и, подержал пару секунд, проверяя эффект своих действий.
— Да, теперь все благополучно! Ты изменишься! — уверенно произнес он.
Сориус не отреагировал, он лежал как бревно и тупо смотрел вверх, но он слышал слова Абируса, – издалека, словно из прошлой жизни, и хорошо запомнил их.
До этого авиды никогда не изменяли характер физическим воздействием, а корректировали его с помощью учителей, но у Абируса уже не было времени. Он решился на физическое вмешательство потому, что знал о поступках Сориуса и хотел предупредить рецидивы.
— Ничего, завтра оклемаешься, но вредить более не сможешь никому, — подойдя к выходу, Абирус задержал на Сориусе долгий взгляд. — Что ж, прощай, мне пора, — и старик вышел из хижины.
Теперь Абирус чувствовал в себе силы выйти к авидам. Понимая, что у него осталось совсем мало времени, он пошел к пещерам. Старик хотел узнать то, что когда-то побоялся увидеть в «инфаскопе», то есть конец истории, – удалось ли Эссборе вернуть авидам их реликвию, и обрели ли те, наконец, свободу, которой лишились из-за него четыреста лет назад. И ему надо было спешить.
- - -
Выслушав решение Зориосса, Эссбора похолодела, ощутив, что жизнь кончилась, но последняя фраза прадеда всколыхнула надежду.
«Инфаскоп»! — услышав эти слова, вспомнила о главном дочь вождя, и это воспоминание было как спасение. Ее глаза засветились: «Из-за всех этих выяснений я совсем о нем забыла!»
— Дед, подожди! — крикнула Эссбора, направляющемуся к выходу Зориоссу. — Ведь он здесь! — Эссбора взглянула на плот и не увидела «инфаскопа».
Обернувшись, Зориосс задержал на правнучке долгий взгляд и, пересиливая отчаяние, ответил:
— Да, детка, его искали несколько веков, но теперь трудно надеяться, что его когда-нибудь найдут.
— Нет, дед, он здесь!
Остановившись, Зориосс с беспокойством присматривался к ней, заподозрив, что у нее от неприятностей помутился рассудок:
— Эссбора, я буду заботиться о тебе, как только смогу, и может, это немного скрасит твое положение. Не отчаивайся! Я все сделаю, чтобы ты не чувствовала себя одинокой. Он чуть помолчал и добавил:
— Дорогая моя! …Но сейчас пора выходить из пещер. Вам надо на воздух, да и авиды снаружи заждались. Так что пошли лучше отсюда! — все сильнее опасаясь за рассудок правнучки, подошел к ней и легким движением обнял за плечи, собираясь проводить к выходу.
Эссбора отстранилась:
— Где же он?! — она посмотрела на Кинуса.
— Уплыл… — безнадежно ответил тот. Кинус несколько раз хотел вмешаться и рассказать о «инфаскопе», но тот снова пропал, а Кинус чувствовал, что после случившегося авиды вряд ли станут его слушать. Ведь «инфаскоп», как свое оправдание, он теперь предъявить не может. К тому же в разговор правнучки и прадеда было трудно вмешаться. Поэтому Кинус просто наблюдал за разговором, бесконечно удивляясь, что Эссбора оказалась авидиной.