— Пойдем, — грустно сказал Зориосс Эссборе, но подойдя к двери, остановился:
— Витор, ты должен знать, что несмотря ни на что – мы твоя семья! И мы любим тебя! Постарайся понять нас и простить…
Когда они ушли, Витор долго сидел, чувствуя себя выброшенным из привычной реальности. Произошедшее не укладывалось у него в голове, единственное, что было неопровержимо, – это изменившееся восприятие жизни, – он стал другим. Это не радовало, так как произошло неожиданно, и он был не готов к этому. Ему хотелось забыть обо всем и уехать куда-нибудь далеко, и он почти решился на это, но подумав, что это будет бегством и трусостью, выбросил из головы. Продолжая лихорадочно искать выход, размышлял: «Должен ли я оставаться вождем, после того как оказалось, что я – авид? Наверное, это будет нечестно по отношению к визгорам… — но нашел оправдывающий довод. — С другой стороны, правил же я до сих пор, будучи авидом. Правда, я не знал о своем происхождении… — уточнил он, но… не сосредоточившись на этом, решил: — Но я все еще чувствую ответственность перед визгорами… — это снова показалось важным, не давали покоя и другие вопросы: — Что делать с Эссборой? — Он возмущался ее поступком и одновременно оправдывал дочь: — Но ведь и я когда-то поступил также, испытывая что-то к ее матери. Была ли это любовь? Я не знаю…» — он до сих пор не хотел уточнять для себя это. Вспоминал своего непризнанного деда: «Признать родство Зориосса – значит, в корне пересмотреть свои взгляды и принципы». Это мучило его, и он боялся, что уронит достоинство, поддавшись родственным чувствам.
Так он и сидел на перепутье, не зная, что предпринять: «Кажется, само небо отвернулось от меня!» — чувствуя, как трудно сделать выбор, думал он.
На самом деле он просто вышел из определенной стадии жизни, и сейчас должен был начаться новый этап, в котором все было незнакомо.
Несмотря на сомнения, Витор понимал, что выбор сделать необходимо: «Ведь свадьба Эссборы с Дариоттом теперь не состоится, — подытожил он. — И я должен объявить об этом, и желательно до приезда Дариотта с отцом, иначе они заявят в более унизительной форме».
«Надо все как следует обдумать. — Решил вождь. — Сегодня уже поздно. Остается только надеяться, что Дариотт с Дероусом не соберутся так скоро. Значит, пока они не приехали, у меня есть время на размышление, по крайней мере, до завтра».
Он вызвал Осиуза и сказал, что намерен сделать заявление, и велел организовать завтра собрание визгоров в зале, где стояли скульптуры их «богов». Здесь обычно проходило и оглашение каких-либо событий.
глава 27 Тайна авидов
Когда Эссбора с Зориоссом вышли от Витора, у обоих был крайне расстроенный вид.
Эссбора корила себя, что из-за своего эгоизма причинила отцу такие страдания, но одновременно волновалась: «Какой же выбор он сделает?».
Зориосс думал, что опять теряет внука, и боль от этой потери была на уровне физической.
Погруженные каждый в свои мысли, они прошли несколько шагов, не зная, что и сказать друг другу, и даже не сразу отреагировали на раздавшийся сзади шум.
Обернувшись, увидели Сориуса.
В непотребном, измятом и изодранном виде, шатаясь и налетая на стены, он шел от лестницы к ним, еле держась на ногах.
Эссбора поморщилась, подумав с отвращением: «Где только брат умудряется так напиться… до такого невменяемого состояния?».
Поравнявшись с ними, Сориус упал перед ней на колени. Эссбора вскрикнула, решив, что он опять начал домогательства, даже не стесняясь Зориосса.
— Нет, нет, не прикасайся ко мне! — отшатнулась она, видя, как брат протянул к ней руки.
— Сестра, ты должна меня простить! — с отчаянием взмолился тот.
Дочь вождя замерла: «Кажется, он испытывает физические страдания, а вовсе и не пьян…».
Присматриваясь к брату, случайно поймала его взгляд, и ощутила его боль, которая казалось, могла разорвать голову. Эссбора еще отодвинулась, но почти сразу нашла в себе силы на сочувствие:
— Что случилось?
— Эсс, ты должна меня простить, — плаксиво взвыл Сориус, почувствовав ее участие. — Прости меня!
После того как Абирус обработал его, он долго лежал в хижине и только к вечеру обрел способность подняться. Каждое движение сопровождалось дикой болью у него в голове, но он помнил слова Абируса, что должен попросить прощение у тех, кому хотел причинить зло. Поэтому сейчас, с трудом дойдя до дома, силился призвать Эссбору к добродетели, так как страдания его были нестерпимы, а боль застила все мысли.