И вот, после трех дней добровольного затворничества к нему пришли авиды и сообщили, что Эссбора ждет его у Зориосса. Кинус шел туда с трепетом… и, придя, обнаружил там все семейство своей возлюбленной. Упреков, которые он ожидал, не последовало. Эссбора представила его отцу и матери и, после знакомства и непринужденного разговора, он получил разрешение на свадьбу.
И теперь Кинус со своей невестой шел на церемонию бракосочетания. «Все-таки «благословение» никогда не врет! — думал он, держа Эссбору за руку. — Оно перестает действовать только в случае измены… или… смерти! А у нас благодаря нему появился шанс связать наши жизни».
Они шли к часовне, где у авидов проходили обряды бракосочетания. Часовня, наверное, сказано не совсем точно – это была очень высокая, узкая, красивая башня. Зайдя туда, молодожены становились под уходящей вверх трубой, встроенной в крышу башни, такой высоченной, что, казалось, она подпирает небо. Эта труба называлась у авидов «мера счастья». В ней были специальные мембраны, которые улавливали энергию влюбленных и, объединив ее, издавали музыку. Чем большее число мембран резонировало, издав звук, тем сильнее подтверждалось то, что молодожены подходят друг другу, а, следовательно, тем полнее было доказательство «благословения», посланного им с небес…
Сейчас, когда эта красивая пара в ослепительных нарядах, стояла под «мерой счастья», резонанс прошел по всем мембранам. Зазвенели даже самые тончайшие из них, уходя чистым звуком, казалось в самые небеса, а это означало полное согласие данных влюбленных.
Выйдя из «часовни» новобрачные услышали шквал поздравлений.
Потом настала очередь Витора и Аниоры, они уступили первенство детям, но сейчас тоже вошли в башню.
Для них «мера счастья» так же полностью зазвенела до самых высоких нот.
Витор, забыв о вечных заботах, ответственности и условностях, чувствовал себя счастливым, как и его невеста. Когда они вышли из «часовни», на них тоже посыпались поздравления, и, принимая поздравления от своего деда, Витор в первый раз с теплотой обнял его.
Потом, по случаю свадеб, было торжество в доме Зориосса.
Эссбора и Кинус были неописуемо счастливы, ведь они были вместе, и все их переживания кончились. Теперь они просто наслаждались общением.
А Витор, который и не мечтал когда-нибудь увидеть Аниору, не отходил от своей счастливой невесты. Он, до недавнего времени не признававший существование любви, понял, как ему ее не хватало… и сейчас, так и не дождавшись конца вечеринки, пошептав что-то своей невесте, удалился с ней в спальню.
Учитель Зориосс тоже был безмерно счастлив. Все его мечты исполнились: «инфаскоп» нашелся, авиды стали свободными, а главное, после стольких лет лжи и мытарств, он обрел своих родных.
Гармония, несколько веков назад нарушенная на планете Визория, вернулась к первозданной норме.
- - -
После свадебных церемоний все авиды собрались на месте общего сбора и развернули «инфаскоп». После того как он вернулся, Зориосс изучил ключ воспроизведения и сегодня уже мог управлять им. Учитель нажал нужные кнопки, и «инфаскоп» засветился холодным, голубым светом. Свет стал уводить собравшихся в глубину той бездны, которую заключала в себе эта реликвия, и созерцание простора Вселенной началось. Авиды долго рассматривали различные планеты. Это было знакомство с другими видами жизни и одновременно развлечение.
Вдруг в какой-то момент авиды увидели белокурую спящую девушку. Внешне она была очень похожа на них, почти такая же. Девушка, выпачкавшись краской, спала, положив голову на столик перед мольбертом, на котором был, натянут холст. Прирожденных художников авидов привлекла картина, изображенная на холсте. Это были два круглых пятна. Авидам показалось странным, что краска на этих пятнах размазана так, будто кто-то втирал ее рукой. Авиды увеличили изображение «инфаскопа» и, к своему удивлению, в одном из пятен краски на холсте увидели себя! Они будто отражались на холсте, как в зеркале. Поразмыслив над странным явлением, авиды поняли, что спящая девушка, видимо, наблюдала за ними, а потом заснула. Их изумлению не было предела. Они даже не предполагали, что такое возможно, но еще больше удивились, когда во втором расплывчатом пятне краски, прочли слова, обращенные к ним. Слова были написаны на чужом языке, но «инфаскоп» перевел надпись: