Няня, успевшая уложить ребенка, вышла из детской и молча, направилась к себе.
Элона опомнилась, горько вздохнув:
— Нет, хуже быть не может, — безнадежно заключила она, но ошиблась (как часто бывает после подобных высказываний) – неожиданно погас свет.
Печально усмехнувшись, Элона вспомнила слова из какого-то фильма и тихо повторила:
— Очевидно, может… — нашла свечу в ящике комода, зажгла ее, поставила перед мольбертом, села перед ним и взяла в руки кисть.
— Нет! Это у меня из-за стресса. И врачи так говорят. Я смогу пересилить это! Я умею рисовать! — с терпением художника убеждала себя она, но рука, державшая кисть, не поднималась, чтобы сделать хотя бы один мазок.
Еще какое-то время, бездумно посидев перед мольбертом, она пришла к единственному в данной ситуации заключению, озвучив его как вопрос:
— Неужели придется обращаться к отцу? — но, осознав эту перспективу, содрогнулась. — Прийти к нему как побитая собака, приползти… то есть признать, что наш брак с Игорем был ошибкой. — Она ни за что не хотела признать это, так как обижалась на отца и чувствовала, что не в состоянии простить его.
— Нет, только не это! Игорь погиб именно из-за этого… из-за того, что отец так сопротивлялся нашему браку… — разговаривая сама с собой, чтобы побороть депрессию, которая почти задавила, она собиралась с силами. — Нет, надо взять себя в руки и пробовать, пробовать…
Сделав усилие Элона, поднесла кисть к холсту и… – знакомый легкий толчок при соприкосновении с холстом отозвался в ней дрожью. Сейчас, в тусклом свете свечи, он ощутимо напугал. Она уже успела забыть о недавнем начале странного «потустороннего» прикосновения, вернее, не придала ему значения, и мистический страх сковал тело. Элона, вскрикнув, хотела убежать, но кисть словно приклеилась к холсту и к ее руке. «Кто-то» конкретно держал ее руку, накладывая вместе с ней смелые мазки.
От страха в голове все плыло, а также плыла краска на холсте, постепенно складываясь, в знакомый до боли образ.
— Игорь! — еле владея побелевшими от ужаса губами, выдохнула Элона.
Лицо мужа, отобразившееся на холсте, ожило, он трепетно и ласково смотрел на нее.
— Да, это я. Не бойся…
Не понимая, что происходит? Это сон, клубок запутанных мыслей или явь? Элона вся тряслась.
— Я пытался не напугать тебя, предупредить… — извинялся муж. — Но «отсюда» – это трудно.
Голос Игоря был такой мягкий, а взгляд такой любящий, что дрожь, владевшая Элоной, вдруг прекратилась. Осознание, что она видит своего обожаемого мужа, вызвало неописуемый восторг и отключило ее от мистического страха.
— Игорь! Игорь! Мне так плохо без тебя! — глотая слезы, в восхищении твердила она, теперь безумно желая, чтобы он оказался сейчас с ней – живой, чтобы прижаться к нему и забыть о всех своих бедствиях.
— Дорогая, успокойся, мне дано пообщаться с тобой и это уже хорошо! — успокаивал муж.
— Да, да! — в смятении повторяла Элона. — Это очень хорошо!
Ласково глядя на нее, Игорь продолжил, нежно, но убедительно:
— Я знаю, дорогая, что у тебя много проблем…
— Да, у меня очень много проблем, — плача подтвердила Элона. — И они совершенно безнадежны!
— Нет, возможно, не так уж безнадежны, и я постараюсь помочь тебе, — успокаивал Игорь.
— Но как?! — несмотря на шоковое состояние, удивилась Элона, не представляя как можно помочь из небытия.
— Думаю, способ есть, — заверил муж, — но сначала у меня к тебе просьба, Эля, — он часто называл ее так при жизни. — Обещай мне, что ты все-таки помиришься со своим отцом.
Не ожидая такого от Игоря, Элона вздрогнула:
— Нет, этого я не могу! — сгоряча возразив, она подумала, что ее денежные проблемы не оставляют ей выбора. Обратиться к отцу скорее всего все же придется, и пояснила с тоской: — Я не знаю, как это сделать. Ведь он разрушил наш с тобой брак!
— Эля, «отсюда» мне видней, поверь, он не предполагал этого. Его всегда интересовал только бизнес, и он стремился, чтобы ты вышла замуж за бизнесмена.