Любуясь, Кинус не удержался, осторожно взял ее покрасневшие замерзшие ручки, слегка сжав, поднес к губам и подул на них, отогревая. Держа ее руки возле рта, взглянул на Эссбору. От тепла его дыхания и откровенной смелости жеста, у девушки закружилась голова. Замерев, она смотрела на Кинуса, чувствуя, что растворяется в его взгляде. Он был так близко,…а еще казалось, сейчас он коснется ее рук губами, … она почти ждала этого, но осознав, смутилась. Сдержав волнение, отняла руки и отвернулась.
Некоторое время молча, глядела на бурлящую, падающую воду.
— Простите меня, — проговорил он.
— Нет, ничего, — не отрываясь от созерцания воды, ответила она. Понимая, что невольно оттолкнула его, и сожалела об этом, и не решалась повернуться, чувствуя, как сильно он задел ее. «Я ведь сама это хотела, а теперь обижаю его», — чуть успокоившись, сказала она себе, и украдкой взглянув на спутника, поняла, что он не обижен, а скорее смущен. Смягчая неловкость, спросила: — А ты хорошо рисуешь?
— Конечно, … каждый авид умеет рисовать…— отозвался юноша.
— Как бы я хотела посмотреть… на твои рисунки…
— Вам… это интересно? — усмехнувшись, он поднял палочку и сделал набросок на песке. Нарисовал цветок, протянул к нему руку – цветок материализовался, очутившись в руке, – мелкие предметы авиды материализовывали быстро, как фокус. Цветок был большой, алый и сверкал разноцветными бликами. — Это вам!
Эссбора очаровалась.
— Спасибо! Как это у тебя получается?
— Не знаю точно,… просто ощущаю… — уклончиво ответил он, — а в целом… – это сложный процесс.
Он протянул руку к воде и материализовал цветок, будто созданный из воды, подал его Эссборе:
— А этот ненадолго, он как мыльный пузырь.
Выронив первый цветок, Эссбора осторожно взяла этот – водяной и ощутила его нежный прохладный стебель. Она прежде не видела водяных цветов, но через пару минут тот испарился у нее в руке. От этих материализаций Эссбору не кинуло в дрожь, как обычно, наоборот, она ощутила восторг и упоение. Видя ее восхищение, Кинус взбодрился и, отступив, взмахнул рукой: воздух наполнился маленькими, золотыми, эфирными, искрящимися звездочками. Они сверкали над дочерью вождя и плавно опускались. Одна попала на губы, и Эссбора почувствовала ее нежный, чуть кисловатый вкус.
Это было волшебно, но почему-то грустно. Дочери вождя показалось, что авид прощается с ней, и хотя расставание было неизбежно, она расстроилась. «Вот и кончается наша чудесная прогулка», — печально подумала она, ощутив подступающие слезы.
— Нет, не грустите! — уловил ее печаль, Кинус. Он хоть и сам еле сдерживал тоску, но желая развеселить спутницу, сделал еще взмах, – плавно падающие звездочки превратились в маленькие, размером с грецкий орех, разноцветные, воздушные мячики, будто сделанные из кусочков радуги. От них пахло карамельками. Мячики переливаясь, оживленно дзинькали и подскакивали вокруг Эссборы, и задорно звенели, словно исполняя радостную, звонкую мелодию. Смахнув слезу, Эссбора поймала мячик на ладонь, он игриво перекатывался.
— Они вкусные, попробуйте, — предложил авид.
Дочь вождя дотронулась до мячика губами, и он растаял, оставив на губах перламутровые блестки, и… мятно-карамельное послевкусие.
— Правда вкусный! — согласилась Эссбора, восхищаясь радужным мерцанием вокруг. Глядя на цветные, бодрящие мячики, она ощущала, как они попадают на руки, платье, лицо, и тают, оставляя искрящиеся блестки, – дочь вождя вся была осыпана ими. Кинус, наблюдал за ней, сожалея, что не может радовать ее до конца жизни. Растворившись в происходящем волшебстве, Эссбора подошла к нему очень близко. Удивляясь ее беспечности, авид растерянно смотрел на нее, испытывая, как бешено, забилось сердце. Эссбора знала, что позволяет себе непростительную вольность, но не в силах была остановиться. Кинус чувствовал ее состояние – оно опьяняло и… пугало. Он понимал, что теряет голову, поддаваясь чарам дочери вождя властвующего народа, и надо прекратить это, но не мог. Считал, что прекратить это должна она, но она не прекращала. Она смотрела на него, будто взывая к поцелую. Авид неуверенно дотронулся руками до ее плеч.
— Эсс, я не знаю, что со мной… — тихо проговорил он, надеясь остановить ее, и добавил растерянно, но серьезно:
— Мы же видимся только второй раз!
Опустив длинные ресницы, дочь вождя молчала, задумавшись.