- - -
После своего опрометчивого любовного похождения с Эссборой происходило то же, что случается в земных романах: ей снился Кинус. Авид и дочь вождя, окруженные золотыми, эфирными звездочками, держась за руки, стояли в волшебной янтарной пыли, которая вращаясь, поднимала их над землей. Эссбора чувствовала, как ее сердце замирает от восторга. Вдруг, сквозь чудесное кружение девушка увидела лица авидов и визгоров, пристально разглядывающие ее. Лицо отца, почему-то печальное, лицо Зориосса, мачехи. Физиономия брата, искаженная ехидной гримасой. Вновь закружившись, золотая пыль создала янтарный фейерверк, Эссбора опять восхитилась, но внезапно один из наблюдателей закричал что-то. Дочь вождя отвлеклась от сияния вокруг, и поняла, что брат обличает ее, – восхищение сменилось смятением.
— Она посмела нарушить устои! Пренебрегла своим положением! — послышался шепот вокруг. Сказочная пыль рассеялась, сменившись мраком, тот надвинулся и разъединил влюбленных. Кто-то схватил Кинуса сзади и потащил во тьму. Эссбора протянула к нему руки, крича:
— Кинус, вернись!
Но мрак поглотил его. Эссбора кинулась за возлюбленным, пытаясь нащупать его во тьме, а ухватив, стала тянуть, казалось, еще немного и она вытащит его… но… – в дверь постучали, сон стал сбиваться. На секунду проснувшись, Эссбора опять закрыла глаза, желая продлить состояние сна, увидеть, как спасет любимого. Стук повторился:
— Госпожа! Завтрак через час! — раздался голос слуги из-за двери, – это было у них заведено и повторялось каждое утро, но сегодня оказалось так некстати. Эссборе хотелось вернуться обратно в сон, досмотреть, что будет дальше, но попытки были тщетны, дочь вождя окончательно проснулась. Продолжая лежать, она стала думать о сне, последние эпизоды которого сильно взволновали. Вспомнился шепот: «Как она посмела?». «Действительно как?» — ужаснулась Эссбора, ощутив, как беспокойно заныла душа.
После своей скоропалительной связи, да еще с рабом Эссбора может показаться ветреной и безответственной, но это было не так. Она не была легкомысленной, скорее наоборот, просто сильно отличалась от своего народа, и это безотчетно мучило ее. Прямолинейность и холодность визгоров доводила ее до отчаяния, даже привилегированное положение дочери вождя не приносило ей удовольствия. Она не дружила с дочерьми других высокопоставленных визгоров, потому что в их обществе, во время какого-нибудь приема, сразу начинала скучать. Дочери этих самых высокопоставленных визгоров любили только командовать и хвастаться тем, как ловко они это делают. Эссборе же если и приходилось командовать, то она делала это через силу, в душе немного стесняясь, и не понимала, как этим можно хвалиться. Других же тем для разговора у них не было, и она избегала компании сверстниц, а больше поговорить было и вовсе не с кем. Эссбора постоянно ощущала гнетущее одиночество, и ей казалось, что она оторвана от мира. Она немного оживала при общении с отцом, но он редко бывал дома, да и встречались они в основном во время завтрака, обеда или ужина в гостиной, где помимо отца, всегда присутствовали мачеха и брат. Эссбору грело только рисование, а остальное было как стена холодности и расчета, и сводило с ума отсутствием эмоций. И вот… она узнала мир тонких романических ощущений, открывшийся от общения с авидами. Все в их мире было наполнено вдохновением и любовью, и будоражило воображение. Эссбора отключилась от условностей и расчета и поддалась влечению, но это не оправдывало ее, и она понимала это. Восторг от неожиданных эмоций, испытанных с Кинусом, омрачался пониманием, что он скоро кончится, – их связь откроется, и последствия будут ужасными, – на душе стало тоскливо.
Счастье было запретно для нее, а условности, которые она обязана соблюдать, как дочь вождя визгоров, она перечеркнула.
Охватило неприятное предчувствие. «Что же теперь будет?» — с тоской вспомнила она вчерашний вопрос, но зная, что ответа нет, постаралась отогнать грустные мысли, – надо было как-то держаться.
С тяжелым сердцем Эссбора встала, приняла душ и оделась к завтраку. Ужасно не хотелось выходить в гостиную, – ведь там придется встретиться с мачехой, а главное с братом, ставшим ей после вчерашнего визита, – омерзительным. Самым же страшным было то, что брат все расскажет отцу прямо за завтраком. «Конечно, о моем позднем приходе отцу уже доложили другие визгоры, в этом можно не сомневаться, но если брат расскажет, где именно я была, и что он видел…» — Эссбору передернуло, она представить себе не смогла реакции отца, – она еще никогда не обманывала его доверие.