Когда-то авиды были гордым и самодостаточным народом и, конечно, не стали бы жертвовать родными ради условностей. Потом, после истории с «инфаскопом» и многовекового рабства, все изменилось, — Абирус тяжело вздохнул и опустил глаза:
— Я был винен в этом, — он долго сидел с грустным подавленным видом, вспоминая что-то, а опомнившись, вернулся к начатому разговору:
— Так вот, авидов сломило рабство, оно вселило страх и сомнения в их души, — старик снова помолчал, соображая что-то, и продолжил:
— Что ж, надеюсь, оно скоро кончится.
Эссбора слушала, затаив дыхание. Услышанное казалось столь невероятным, что она боялась поверить, переспросить, возразить. Ее не оставляла мысль, что старик просто бредит. Она слышала, что сумасшедшие бывают очень убедительными. Случаи сумасшествия на Визории были чрезвычайно редки, их, как правило, исцеляли, но не все, некоторые не поддавались лечению.
— Знаю… то, что я сказал,… кажется невероятным, но поверь – это правда, — вмешался Абирус, уловив ее сомнения.
Эссборе и самой хотелось думать, что это правда, если бы она смогла поверить, пришла бы в восторг: «Если я авидина, у меня есть оправдание тому, что я сделала, вступив в запретную связь, — затаив дыхание, думала дочь вождя. — Если бы это оказалось правдой, то появилась бы надежда на счастье…— Эссбора почувствовала упоение. — Невероятно! Только вчера я думала, что мне нет оправдания, раз я не авидина, и вдруг оказывается, что совсем наоборот», — дочь вождя незаметно ущипнула себя, желая убедиться, что все наяву. Ей чрезвычайно хотелось, поверить старику, но надежды было мало: «Жаль, что его слова, скорее всего – бред безумца», — понимая, что вынуждена таки разрушить иллюзию, но цепляясь за желаемое, осторожно продолжила тему:
— Но ведь я живу в доме визгоров, я – дочь вождя визгоров, и сама, естественно, считаюсь визгорной, и потом… у меня нет способностей к материализации…
Старик отвлекся от каких-то грустных мыслей, и, чувствуя, что она заинтересовалась, пояснил:
— Способности к материализации у тебя есть… просто ты не знала о них, и тебя никто не обучал. Но обучить тебя будет нетрудно, ведь у всех авидов эти способности врожденные.
Эссбора недоверчиво взглянула на свои руки:
— И я смогу материализовывать?
— Несомненно, — старик слегка улыбнулся, видя ее недоумение. — А насчет того, что ты считаешься визгорной – это давняя история, — и, увидев вопрошающий взгляд, сказал:
— Что ж, попытаюсь рассказать, — он задумался, словно мысленно уйдя в прошлое, и начал рассказ:
— Около ста лет назад в вашем поместье визгоров шла борьба за власть. Вождем тогда был Бироус, которого до сих пор ты считала дедушкой. Так вот… Бироусу было сто двадцать девять лет, что для визгоров достаточно много. Ты ведь знаешь обычай: если у вождя нет детей, то он должен назначить себе преемника, но не позднее, чем достигнет ста тридцатилетнего возраста. А если не назначит, то должен будет уйти в отставку, а вождем на его место станет другой, наиболее близкий его родственник мужского пола. Таким родственником был брат Бироуса – Ригеотт, и он был на сорок лет младше.
Выбрать преемника дело непростое, и ответственное. Бироус не хотел назначать преемником Ригеотта, – братья не ладили, а другой кандидатуры не было. Поэтому Бироус до последнего надеялся, что у них с женой Лавирой будет сын. Авиды предсказали ему это.
И действительно случилось чудо: Лавира после долгих и безуспешных попыток иметь детей – забеременела.
Бироус был безмерно счастлив, его сын должен был родиться до ста тридцатилетия отца, и Бироус остался бы вождем, провозгласив приемником сына.
Ригеотту же беременность Лавиры крайне не понравилась, – он предпочел бы видеть вождем себя.
Так вот… когда Лавире подошел срок рожать, позвали, как всегда, авида-акушера. Сначала все шло гладко, но внезапно у Лавиры остановилось сердце. Акушер не сразу понял, что это спровоцировано ядом цигуры, – как выяснилось позже, Лавиру отравили прямо перед родами. Авид-акушер растерялся и попытался запустить сердце несчастной Лавиры, но это было неправильно, ведь сначала он должен был применить целительную губку, чтобы она впитала яд. Когда акушер понял, в чем дело, пришлось срочно послать за целительной губкой, так как он не взял ее на роды, и время, нужное для исцеления, было упущено. Авид-акушер все-таки запустил сердце Лавиры, но ребенка спасти не удалось. Пока акушер возился с матерью, ребенок умер, и прошло слишком много времени, чтобы можно было его оживить. Авиды тогда были очень слабы, несобранны, и часто допускали ошибки. Первые два века после начала депрессии они могли что-либо делать только под нажимом, — Абирус с сожалением покачал головой: