И умер не только он — скорей всего целое поколение руководителей ушло на покой примерно в одно и то же время, а те, кто явился на их место… у них было свое окружение, своя свита, своя защита и… и такие как ты им стали просто не нужны.
Не думаю, что тебя прогнали — ты все же годы охранял босса. Но личным телохранителем ты быть перестал. Может тебя назначили садовником, может велели приглядывать за прудом с золотыми рыбками или отправили на оплачиваемый покой… но тебя это оскорбило, и ты хлопнул дверью. Ты гордо ушел и стал рыбаком. Причем ушел ты далеко — аж до самой края вашей крохотной страны, что вся уместилась в границах утонувшего мегаполиса. И, кстати, так далеко ты ушел не просто так — ты остался верным сторожевым псом своей страны и теперь ловишь рыбу у ее границы, вовремя замечая всех чужаков. Одиночек вроде меня ты пропускаешь, а вот иди здесь на лодках вооруженный чужой отряд, ты бы им не показался. Скорей всего где-то на крышах нескольких высоток поблизости уже высятся кучи хвороста, а рядом бутылки с самогоном. Плесни, пусти искру — и вспыхнет пламя. Брось туда ворох свежих лиан и к небу поднимется тревожный столб дыма. Да ты рыбак, но ты по-прежнему любишь свою страну и по-прежнему служишь ей, хотя тебя и отправили на покой, а затем попросту забыли. Мне продолжать, старый рыбак? Или я вру?
Шевельнувшись, он беззвучно пошевелил ртом и наконец выдавил сиплое:
— Продолжай…
Я пожал плечами и издевательски улыбнулся:
— Как скажешь. Но дальше история уже больше о тебе…
— Продолжай!
— Ага… Так вот, Мумнба… знаешь почему ты не чувствуешь вкус рыбы и почему жгучий перец едва щекочет тебе глотку?
— Почему?
— Потому что ты сыт — ответил я и с удовольствием отправил в рот еще один ломтик жирной рыбы — Ты зажрался. Ты умелый рыбак, умелый добытчик и вообще мужик ты по жизни умелый, а значит жратвы у тебя слишком много. Все не продашь. Хотя ты продаешь и денег у тебя тоже дохрена — в этом я уверен. И винтовка у тебя есть получше этой и пистолет с запасом патронов найдется у тебя в тайнике. Но при этом я уверен, что Церру ты покидал налегке — может только с лодкой да и ту купил на собственные сбережения, не попросив у покинутого тобой рода ничего. Хотя вон та наваха выглядит старой…
— Личный подарок дона Матео…
— Уверен, что ею ты перерезал глотки многим его недругам. И убивал ты не только защищая его от непосредственной угрозы. По его приказу ты уходил ночью в гордо, возвращался до рассвета, а с утра на улицах начиналось вытье и причитания по обнаруженному в грязи трупу видного городского деятеля или непутевого наследника чужого рода или труп девки, решившей влезть слишком высоко…
— Я служил верой и правдой.
— Да. И тем обидней, когда для новой власти ты становишься не нужен. Так что ты ушел. И провел годы на окраине Церры, медленно обрастая барахлом и жиром. С каждым годом еда становилась все безвкусней и ты начал все обильней приправлять ее жгучим перцем. Может уже и выращиваешь для себя пару кустиков особо убойного перца где-нибудь там вверху на безжалостном солнцепеке? Это, кстати, тоже четкий диагноз, говорящий о… Но сейчас мы о другом… сейчас я говорю о терзающих тебя чувствах застарелой обиды, надежды и… одиночества.