— Я это! Смотри не урони, бобоччи! А то башку раскрою!
— Бьенбенидо, сеньор Мумнба! — воскликнул Сесил, шлепая ногами по заляпанному дерьмом шару гимнастки — У нас гости! Один человек! Вооруженный! Там сзади у навеса сидит!
Сдавший меня хитрожопый ушлепок еще и улыбнуться мне умудрился при этом, словно давая понять, что ничего личного мол, усердно выполняю работу.
Лодка дернула носом вправо, с треском ударила просмоленным бортом о стену, заскребла, пока сидящий в центре широкоплечий пузатый мужик шарил у себя между ног, испуская яростные проклятья на испанском. Когда он уже в третий раз помянул всех распутных шлюх мира и собственную тупость, я дождался крохотной паузы, с характерным щелчком взвел курок и, в повисшей мертвой тишине успокоил сеньора Мумнбу:
— Да не потерял ты винтовку. Она у тебя за спиной.
Тот с размаху хлопнул себя по плечу, нащупал старый брезентовый ремень и… замер, осознав, что я целюсь ему точно промеж черных обвислых сисек, лежащих на обширном лоснящемся пузе. Дождавшись, когда тишина станет настолько звонкой, что капающий с гимнастки понос Сесила начнет звучать о успокоившуюся воду как удары литавр, я спросил у прикованного раба там наверху:
— Так это его ты предложил мне убить, да, Имбо? Как ты там говорил? Давай убьем жирного урода, скормим тушу рыбам и заберем его лодку?
— Я-я-я⁈ — в пронзительном птичьем вскрике было переплетено немало эмоций: изумление, ужас, непонимание и одновременно что-то слегка безумное и радостное — Я⁈ Я не говорил! Не говорил! Клянусь! Не говорил такого!
— Как не говорил? — удивился я — Сам же орал — тебе свободу, а мне винтовку. Лодку продадим, бабло пополам…
— Я не говорил! Я честный эсклаво! Сеньор! Не верьте ему! Я честно отрабатываю! Честно сру так часто как могу! Ягоды уже прожгли мне желудок и кишки, но я продолжаю! Я продолжаю!
Рыбак вяло отмахнулся, открыл рот и хрипло велел:
— Уймись, бобоччи. Чужак шутит. И он не собирается никого убивать.
— С чего ты так решил? — мирно поинтересовался я, продолжая держать его на прицеле.
— Хотел бы убить — уже убил бы — резонно заметил рыбак и, опустив в воду блеснувшее светлым металлом короткое весло, направил лодку ко мне — Ты пришел с миром. Но ты убийца.
— А ты не слишком умный для простого рыбака и рабовладельца?
— Я уже давно на воде — ответил Мумнба, и его лодка с шелестом встала рядом с моим косовато запаркованным плотом — Навидался всяких. Я стрелял. В меня стреляли. И я не рабовладелец, амиго. Не называй меня так.
— А он тогда кто? Не раб? — я ткнул стволом в замолчавшего Имбо и тот снова заплясал на склизком каменном шаре, но заплясал без слов, хотя и с кривой улыбкой на потном лице.
— Он? — глянув наверх, рыбак с трудом поднялся, буквально выдернув свою тушу из лодки как пробку из бутылки, издав при этом чавкающий звук, а следом пернув так громко и протяжно, что по воде рябь пошла — Он раб. Верно. Но не мой. Он гнил в позорной яме, где гадил под себя и жрал тараканов со стен, а ночью тараканы жрали его и таких как он. Я вытащил его оттуда по старой памяти, дал работу, и он продолжает срать под себя, но уже за деньги. Выплатит долг — отпущу.
Выговаривая свой одышливый спич, он успел рухнуть на возвышение рядом с очагом, снять и приставить к стене винтовку, с силой ударить несколько раз по каждый раз отзывающийся чавкающим хрустом правому колену, после чего, дотянувшись до ближайшей бутылки, зубами выдернул пробку и протянул булькающую емкость мне. Принюхавшись, я поморщился от запаха сивухи, глянул коротко на рыбака — не редки случаи, когда держишь отравленную бутылку для нежеланного или богатого гостя — и сделал большой глоток. Пойло обожгло глотку и разом открыло вообще все поры на коже, вызвав обильную испарину.
— Хороший — оценил я, возвращая бутылку.
С шара гимнастки сверху донеслось горестное чмоканье, но танцор не проронил ни слова, как-то растеряв свою недавнюю болтливость и вообще потеряв обреченную бодрость духа.
— Горлодер отменный — согласно кивнул рыбак, в свою очередь прикладывая бутылку к губам.
Забулькало, самогона убавилось на четверть, при этом на горле пьющего не дернулось вообще ничего — он даже не глотал, а просто вливал сразу в желудок. Утерев губы, он поставил бутылку, между нами, положил там же покрытый пятнами тряпичный сверток, вытащенный откуда-то из-за лиан на стене и… в его жирных и с виду неуклюжих пальцах сверкнуло отточенное лезвие навахи. Я едва успел заметить, как он достал нож и разложил его. Через мгновение рыбак с плохо произносимым именем уже нарезал на куски сочащуюся жиром зубастую рыбу.