— И те поверили? — упавшим голосом спросил Алик, уже догадавшись, о ком конкретно идёт речь.
— Как тут не поверить, если и доцю предъявили в качестве вещественного доказательства. Воображаю, какой бледный вид был у этих штымпов. Лилькина подруга какую-то местную оторву надыбала и платила ей стольник за свидание с любимым папой. Ну, там слезу пустить для пущей убедительности или на шею, расчувствовавшись, кинуться к родителю. В общем, действовать по обстоятельствам. И что ты думаешь? Оба схавали. Как миленькие! Ещё и по кабакам водили. Поили-кормили по первому разряду.
В тоне Людмилы послышалось невольное уважение к разбитной бабёнке, умудрившейся столь элегантно облапошить наивных простачков. И хоть поступила та довольно подленько, сыграв на лучших мужских качествах, сострадания к её обмишурившимся жертвам Людмила не испытывала.
— Я так полагаю, что эта находчивая красотка и на аборт в своё время с каждого получила. Который, кстати, никогда и не делала.
— Нет? — Алик потеряно смотрел на поквецанный остывший голубец у себя в тарелке и на кончик ложки, утонувшей в банке с майонезом. Аппетит у него пропал начисто.
— Естественно! Лилька знает её как облупленную. Ещё со школы. Для той подобные мансы-романсы были всегда в порядке вещей.
— И где она теперь? — пытаясь оставаться безучастным, полюбопытствовал Алик.
— Кто? Лилькина подруга? Да намылилась уже благополучно. Погуляла вволю в Нью-Йорке, отбила поездку, скупилась бебехов и обратно домой. В Одессу.