– Кварин, – сипит женщина сквозь алую дымку. – Ты… спасла?..
Но ей не хватает сил, чтобы закончить вопрос. Когда на Асенату наползает тьма, сестра замечает гладкое фарфоровое лицо, наблюдающее за ней из теней.
Глава двенадцатая. Непорочность
I
Теперь у всего происходящего есть имя. Оно пришло ко мне, когда я падал через порог гнезда моей добычи, куда меня втолкнула подруга, опасавшаяся стать врагом.
Вместе с названием меня посетили понимание и вдохновение, необходимые, чтобы продолжить сей ненавистный труд. Глупо было считать, что я сумею завершить его до конца наших игр, ибо цель неразрывно сплетена с испытанием, как надежда – с разочарованием. Они – отражения друг друга, бессмысленные без своих зеркальных двойников.
Я пишу то, что вижу, и всякий раз когда я пишу, то вижу чуть дальше: выискиваю ответы в вопросах и отвечаю новыми вопросами! Слова создают разум, а разум в свою очередь творит слова, служащие основой для последующих слов.
Так возносится Великая Спираль бытия, что выписывает все менее заметные связи между событиями.
Но наши грезы вечно осаждают слабость и злоба, насаждающие темные слова и мрачные миры, ибо не выдавленный яд всегда растекается в крови. Наши пороки живут и процветают гораздо дольше нас самих – множась на протяжении эпох, они порождают чудовищ.
Так на реальность опускается Темный Клубок, что все глубже разворачивается в Хаос.
И все же о нашем роке можно рассказать и нечто худшее. Не думай, что наш удел определяется только несовершенством смертных и слепым невезением. Загляни поглубже, и ты заметишь инфернального творца, которого мы невольно создали из наших грез. Выискивай особые знаки, и ты узришь, что Плетельщик прикладывает руку ко всему и вся: тянет за ниточки Судьбы и смазывает шестерни Случая, непрерывно подводя нас к неизбывному проклятию.
Но берегись, путник, ибо все увиденное тоже увидит тебя. Если ты вступишь в игру, обратного пути уже не будет – только дорога, ведущая все дальше и глубже, и в конце ее ждет небытие. Вот она, первая и последняя истина во лжи, оплетающей нас всех, и смертный грех тома в твоих руках. Все задумано и рассчитано так, чтобы продолжить историю, которая должна поведать себя через меня – а потом и через тебя.
Как внутри, так и снаружи.
Совпадений не бывает.
Иона Тайт закрыл книгу. Как он и предполагал, обложку из синей кожи теперь украшало только что найденное им название, замысловато выведенное серебром над неровной руной в центре. Пиявка еще не совсем отстала от него – последняя страница пока пустовала, – но том забрал все, что Иона мог дать ему сейчас. Финал повествования совпадет с концом игры.
– Я здесь, Мина, – заверил он потерянную сестру. «Наконец-то здесь…»
Но где это «здесь»?
Подняв глаза от книги, Тайт встретился взглядом с самим собой, отраженным в великом множестве зеркал. Казалось, Иона подвешен в центре огромной призмы, которая медленно вращается вокруг него. Ее грани одновременно перемещались в нескольких направлениях, но каким-то образом сохраняли единство и равновесие.
Стол, за которым ранее сидел Тайт, исчез вместе с креслом и письменными принадлежностями, которыми он воспользовался, чтобы утолить голод тома. Книга тоже пропала у него из рук, однако Иона почувствовал ее тяжесть напротив сердца. Оказалось, что она снова закреплена на груди под бронежилетом.
Десятки кружащихся отражений потянулись к тому – одни правой рукой, другие левой. Неисчислимые третьи, как и сам Тайт, воздержались от этого жеста. Заметив такое расхождение, большинство двойников нахмурились, но некоторые ухмыльнулись, и глаза их сверкнули безумием. Несколько Ион вообще проигнорировали различия в поведении других вариантов их «я», хладнокровно размышляя над своим положением.
«Что это такое?» – подумал Тайт, ощущая необъяснимое спокойствие.
Его отражения задали вопрос вслух, прибегнув к всевозможным выражениям и интонациям, в том числе отнюдь не спокойным. Именно тогда Иона заметил разнообразие их внешнего облика.
Двойники не отличались друг от друга возрастом и чертами, поскольку разделяли одно проклятие, но причесывались каждый на свой манер. Кое-кто красил волосы, пряча седину. Один Тайт, корчащий гримасы, мог похвастаться оранжевым чубом на макушке и шипами, вставленными в кожу лица; другой – траурно-черными дредами и макияжем, маскирующим бледность. Многие скрывали шрам между глаз под банданой или шляпой. Впрочем, большинство отражений носили ту же сине-серебристую броню, что и сам Иона. Очевидно, какими бы дорогами ни шли варианты его «я», почти каждая из них вела к Серебряной Свече.