– Веритас, или Истерзанный шпиль, – с непривычным для себя трепетом произнесла Хагалац. – Скоро мы подъедем к переправе Истины.
«Я недооценил расстояние до него», – понял Иона.
Если идти по окружной дороге против часовой стрелки, то бастион госпитальеров и Веритас разделял всего один пик, однако пешком Тайт добрался бы до цели уже после наступления ночи.
– Сестра, ты знаешь, что я направляюсь в Люкс-Новус, – осторожно прощупал он почву.
– Знаю.
– Ты намерена пойти со мной?
– Не сегодня, проповедник Тайт.
Иона замялся на пару секунд.
– Ты попробуешь помешать мне?
– Нет.
«Тогда в чем же дело, сестра?» – мысленно спросил странник.
Ответ он получил, когда машина приблизилась к широкой рампе, ведущей на мост.
– Я не встану у тебя на пути, пастырь, – сказала Хагалац, затормозив у подножия пандуса, – а вот мои почтенные сестры – наверняка.
Примерно через десять метров от начала моста его полотно перекрывала стена из железных пластин внахлест. Каждую панель, украшенную рельефным изображением угловатой свечи – герба воинствующей ветви сестринства на Витарне, – защищал слой молитвенных свитков и святых образков. По верху баррикады ходили Сестры Битвы с оружием наготове, облаченные в голубовато-серую броню, и там же через равные промежутки располагались орудийные турели. Над скатом рампы стояла боевая машина вычурного вида с пусковой установкой на корпусе, обращенной в сторону шпиля.
– Ну, видишь? – поинтересовалась диалогус.
– Они что-то сдерживают, – ответил Тайт, мгновенно уловив смысл требовательного вопроса. – Почему?
– В Люкс-Новус произошло… событие. Исключительно богохульное. – Голос Хагалац чуть дрогнул от гнева. – Мы опасаемся, что осквернен весь шпиль.
– Что там случилось? – уточнил Иона, наметанным глазом оценивая надежность укрепления. Сколько раз в скольких порченых местах он произносил эту безрадостную фразу?
– Я надеялась, ты мне объяснишь, проповедник Тайт.
– Я? – Странник обернулся к попутчице. – Но я ведь только что прибыл.
– Для встречи с теологом-экзегетом?
– Да, сестра, я здесь по его приглашению.
– Которое, как ты утверждаешь, поступило тебе в виде астропатического послания девять стандартных месяцев назад, верно?
– Как я и сообщил чиновникам в космопорту. – Иона нахмурился. Неужели враг заманил его в более обыденную ловушку, чем предполагал Тайт? Что же, поход закончится казнью, приведенной в исполнение сестринством Витарна? – Предъявленные мною идентификационные стихиры сочли недостаточно убедительными, сестра?
– Вовсе нет, их подлинность не вызывает сомнений, но меня беспокоят два противоречия, – объявила Хагалац. – Во-первых, в Свечном Мире нет астропатов.
Тайт кивнул, стараясь выиграть время на раздумье. Путник не собирался говорить женщине правду ни о полученном им сообщении, ни о природе существа, которое передало его.
– Да не потерпишь ты псайкеров, – благочестиво процитировал Иона.
«Даже санкционированных и полезных». Наиболее фанатичные секты Экклезиархии зачастую придерживались такой линии поведения, однако Тайт не ожидал подобного от Последней Свечи с ее необыкновенным радикализмом.
– Речь не о том, кого тут терпят, пастырь, – возразила Хагалац. – Мы понимаем ценность астропатов.
– Тогда почему…
– Второе несоответствие даже более загадочно, – перебила диалогус. – Практически все сотрудники и ученики схолы сгинули во время катастрофы. В том числе и теолог-экзегет.
– Я…
– С тех пор прошло два года, исповедник Тайт. – Сестра впилась в него взглядом синих глаз.
– Но это… невозможно.
– Вижу, ты понял суть головоломки.
Иона уже не слушал. Раньше он представлял себе бессчетные варианты финала своей охоты, но в его воображении погоня всякий раз завершалась противоборством с добычей – настолько же неизбежным, насколько непредсказуемым был исход схватки. Но если Ведас погиб, то все впустую.
«Как мне теперь найти тебя, Мина?»
Путник закрыл глаза, пытаясь размышлять.
– Проповедник Тайт? – позвала Хагалац, словно бы издалека.
Ветер с океана принес резкий запах рыбы и сразу же за ним – смрад крови.
– Чувствуешь вонь? – спросил Иона.
– Какую, пастырь?
– Это ложь, – со спокойной убежденностью произнес Тайт. Вновь погружаясь в воспоминания, он сжал кулак.
Осколок зеркала дробится в ладони, рассыпаясь на множество крошечных фрагментов, которые стремительно пронзают плоть, разум и душу Ионы, безудержно ускоряя процессы на каждом уровне сущности странника. За один удар сердца, подобный землетрясению, Тайт обретает идеальное осознание мира – теперь его способам восприятия нет числа, и любой из них бесконечно остер.