Отдернув заслонку смотровой щели, Дозорный заглянул внутрь. Из камеры на него уставилось тлеющее создание, приближенная копия Мученика. Глаза существа блестели от едва сдерживаемого жара, с опаленных губ струился дым. Ткнув обожженными ладонями в сторону стекла, оно что-то неслышно прорычало. Несмотря на свирепый вид, этот узник оставался незавершенным… пробужденным только отчасти. В его взоре жило одно лишь безумие.
Дозорный отвернулся и вдруг замер, подергивая ноздрями: он уловил запах жизни, слабый, но дразнящий. Пройдя по дуге, Воплощенный увидел тело, лежащее на другой стороне центрального возвышения, – безнадежно искалеченную каргу в алых одеяниях, которая каким-то образом еще цеплялась за жизнь. Прислушавшись, он разобрал шум отказывающей механической помпы у нее в груди.
– Мы знаем тебя, Умелица, – нараспев произнес Дозорный, когда смертное неведение сползло с него, будто сброшенная кожа. – Ты преобразишься.
Прошагав к полутрупу, он опустился на колени, осторожно перевернул женщину на спину, поднял ей голову и наклонился вперед, будто для поцелуя. Одна из ее разбитых линз рефлекторно сфокусировалась, реагируя на касание.
– Пробудись.
Аватар широко раскрыл рот, и из его пульсирующей глотки в лицо карге хлынул поток черной жижи. Там извивались жирные белесые личинки, жаждущие проникнуть в свежего носителя. Старуха затряслась, как только первые из них торопливо скользнули между ее губ или в ноздри; некоторые даже протиснулись через разбитые глазные линзы.
Воплощенный держал женщину, пока спазмы не ослабли. Он терпеливо ждал, когда расцветет благословение.
– Буря идти за нами, да, – мрачно заявил абордажник Зеврай, глядя сквозь стеклянные двери трапезной во внутренний дворик. Небо уже темнело, хотя полдень миновал лишь недавно, и на брусчатку брызгал дождик. – Помолимся вместе, товарищи! – призвал он.
– Расслабься, Дьякон, – насмешливо бросил Сантино из-за стола неподалеку. – Незачем подлизываться к Императору: Его на Троне и так отовсюду нагружают!
Аврам играл в карты с парой других солдат, а Гёрка наблюдал за ними. Громадный штурмовик-абордажник с зеленой бородой яростно хмурил лоб, пытаясь уследить за партией.
Как правило, Райсс не играл, но сейчас присоединился бы к гвардейцам, чтобы выяснить их настрой. Выжившие солдаты чаще всего прислушивались к Зевраю и Сантино, так что они служили лучшими мерилами боевого духа роты.
Эти двое казались полной противоположностью друг друга. Чингиз – благочестивый и почти болезненно серьезный, Аврам – заносчивый паршивец, вечно балансирующий на грани богохульства. Однажды они по-настоящему подрались. Случилось это на станции Луркио, когда Зеврай застукал Сантино с непристойным пикт-планшетом, но тогда Фейзт утряс проблему с присущим ему изяществом. Решение Толанда стало ротной легендой: он приказал, чтобы Аврам расстрелял фривольный предмет из «Костолома», а Чингиз в тот момент прочел псалом отпущения грехов, возложив руки на голову сослуживца. Как объяснял сам сержант, поступил он не по уставу, но иногда необходимо нарушить букву правил, чтобы сохранить их дух и укрепить братские узы. В результате получилось лучше, чем самая удачная идея любого комиссара.
«Лучше, чем самая удачная из моих идей», – признал Райсс.
Он не испытывал иллюзий относительно своих лидерских способностей. Брось лейтенанта в бой, и он отлично покажет себя, но вот к жонглированию людскими взаимоотношениями его лучше не подпускать. «Ладно еще, что ты чертовски негибкий, – порицал его когда-то капитан Фрёзе, – мог бы стать острым и резким, так ведь и твердости в тебе нет!»
– Как по-вашему, шеф, когда мы отсюда свалим? – спросил его Сантино из-за веера карт. – Не, я благодарен и все такое, но что-то не по нутру мне это местечко.
– Воняет тут, – глубокомысленно добавил Гёрка.
Учитывая подход Больдизара к личной гигиене, заявление прозвучало весьма внушительно.
– Пожалуй, не позже чем через пару месяцев, – предположил Райсс. – К тому времени все уже должны встать на ноги. А до тех пор, боец, ты будешь выказывать уважение нашим хозяйкам.
– Благородные слова, лейтенант, – поддержал его строгий Зеврай. – Бронзовая Свеча осчастливила нас своими заботами, да.
Хотя Райсс и осадил Аврама, мысленно он соглашался с гвардейцем. Сакраста и ему была не по нутру. Да, госпитальеры проделали отличную работу – уже восемнадцать абордажников могли ходить, – однако под улыбками и вежливыми речами сестер скрывалась нехватка чего-то.