Облачив свое пышное тело в защитный фартук для омовений, сестра-минорис продвигалась по Мортифакторуму с освященными чистящими принадлежностями в руках. Она проверяла, оттирала и расставляла пустые каталки, напевая вполголоса гимн санитарии. Когда Бугаева достигла дальнего конца помещения, нечто привлекло ее внимание. Из ниши в дальней стене, где во множестве таких же выемок спали мертвые, свисала полоска багряной ткани, из-за которой слегка отворилась дверца.
«Открыто или закрыто, но не приоткрыто!» – всегда наставляла ее старшая матерь.
Хмурясь от такой неаккуратности, сестра-минорис торопливо подошла к неугодной дверце и дернула ее на себя. Наружу плавно выехала тележка с временным обитателем ниши.
Бугаева судорожно вздохнула, узнав сестру Энкель. Из правого глаза трупа торчал скальпель.
Когда же это случилось? Ну теперь ясно, почему Энкель последнее время не ходила на обедни. Обидно только, что никто не удосужился сообщить сестре-минорис. С другой стороны, сам факт смерти Энкель заглаживал оскорбление. Какой же стервой она была при жизни! По сути…
Освещение мигнуло и погасло. Через пару секунд умолкло гудение криогенераторов. Комната погрузилась в полную темноту и тишину.
Бугаева невозмутимо дождалась, пока моргнут и заработают аварийные люмен-полосы, омывшие помещение холодным голубым светом. Бормоча благодарственную молитву, она вразвалочку направилась к двери. Технопровидца Сакрасты следовало известить о сбое энергопитания до того, как спящие в Мортифакторуме начнут перезревать.
Сестра-минорис дошла до середины комнаты, когда дверь распахнули снаружи. Вошла высокая, худая как скелет женщина, одеяния которой в синеватых лучах казались пурпурными.
– Палатина! – выпалила Бугаева. Она узнала гостью, несмотря на полумрак. – Я… Честь для меня!
Пытаясь скрыть нервозность, сестра-минорис поклонилась. Прежде она никогда не оставалась наедине с грозной госпожой Сакрасты, и сейчас вряд ли был самый удачный для этого момент.
– Машинный дух генераториума… не… неспокоен, – запинаясь, доложила Бугаева подошедшей к ней палатине.
– Посмотри на меня, Бугаева Кролок.
Скрипучий хрип Бхатори болезненно резанул слух сестры:
– Госпожа… я…
– Повинуйся мне.
Немедленно исполнив приказ, Бугаева выпучила глаза: она рассмотрела, в каком жутком состоянии находится палатина. В животе Бхатори зияла воронка, от правой руки остался только неровный обрубок с торчащей костью, но остолбенела Кролок даже не поэтому. Сквозь трещины в круглых глазных линзах струился желчный свет, который озарял лицо, лоснящееся от слизи. Челюсти застыли в широкой ухмылке, из-под оттянутых губ выступали почерневшие зубы, а между ними ползали бессчисленные одутловатые личинки. Некоторые уже порхали во рту на крошечных крыльях.
– Мы создаем то, чего ищем, – провозгласила палатина. Слова с клокотанием вырывались из ее глотки, не тревожа губ.
– Госпожа…
Взмахнув уцелевшей рукой со стальными ногтями, Бхатори рассекла сестре горло, словно ножами. На лицо палатине попали брызги крови, привлекшие мух из ее разинутого рта. Бугаева упала на колени, пытаясь зажать рану.
– Простите… меня… – забулькала она, не сомневаясь, что ее карают за какую-нибудь ужасную ошибку.
Руки Кролок разжались и безжизненно распрямились, а следом рухнула и она сама.
– Тебя ждет перерождение, сестра, – пообещала Бхатори, переступая через нее.
«Перерождение…» – повторила Бугаева, цепляясь за эту надежду, пока мухи жадно слетались к ее глотке. Сквозь их жужжание Кролок услышала лязг, с которым распахнули дверцу одной из спящих, и поняла, что не будет одинока в новой жизни.