«Кручу-верчу: что хочу? – приговаривал он, – Кручу-верчу: деву хочу! Никогда бы не подумал, что на Земле бывает так аппетитно! Как же я хочу тра... Стой: как это будет по-французски?!».
Всех использованных женщин мсье всенепременно убивал – но делал это так умело и незаметно, что не подкопаешься. Да и город большой: заметно вырос в площади и населении за двадцать один год.
В полиции – «глухари» да «висяки», а в гигантском погребе у де Вилля, в лабиринте его подвалов, в одном из помещений его сети подземных бункеров уже выросло целое кладбище – и у каждого присыпанного акустической содой надгробия был свой номерок (однако на цифре 666 мсье вдруг резко остановился и перестал насиловать по ночам – как если бы грешный аббат, опомнившись, повторно дал обет целибата и впредь всячески усмирял свою плоть и естество молитвой и самобичеванием). Самым же излюбленным лакомством у мсье (до недавнего времени) были такие процедуры, как повторная эксгумация и повторное вскрытие: он любил повторять эти крылатые фразы вслух, с упоением и выражением, и любил всё это совершать.
H216-M же убивал по несколько иному принципу: полиция на протяжении вот уже трёх лет тщетно искала Палача, который убивал худших людей в городе – маньяков, грабителей, сутенёров и прочих гадов. Гадов с большой буквы.
IV
В тихие часы H216-M вставлял в свои уши Dream Viewer – специальные беспроводные микронаушники, которые во время сна автоматически записывали на флэш-карту всю принятую информацию, которую можно было преобразовывать в аудио и видео, чтобы потом смотреть клип уже осознанно.
Тем временем падший ангел-гедонист продолжал заниматься всеми земными радостями, от игровых автоматов до селфи на крыше небоскрёба, от ралли вокруг города до купания в самом дорогом из вин.
– Он принимает зооморфин, – сообщил своему куратору H216-M, продолжая следить за мсье де Виллем. – Я не знаю, что это за вещество; химический состав мне пока неизвестен, ибо у меня нет ни одного образца.
Но мсье будто бы почувствовал слежку! Однако, вместо того, чтобы скрыться, он спятил окончательно: теперь он, распылив в воздухе наноксил, дурил всех средь бела дня, уже не стесняясь.
«Пришло моё время, – про себя скримил и гроулил светский лев и филантроп, – Кажется, на Земле уже не осталось ни одного верующего в Бога человека».
Затуманенные, одурманенные горожане не препятствовали успешному баллотированию мсье в горсовет.
Теперь де Вилль, у которого были развязаны руки, уже открыто пропагандировал обман и разврат, ложь и насилие – и все прочие пороки, которому так подвержен род людской.
– И Сатана? И убийства? И мёртвые тела? – галдели на разные лады журналисты – и каждый старался поднести ко рту мсье именно свой микрофон.
– Вы так говорите, как будто это что-то плохое... – давая интервью, отвечал новоявленный депутат, не снимая при этом своих чёрных очков. – Вы знаете, мне так нравится убивать! Так нравится делать что-то плохое... Мне так хорошо, когда кому-то плохо! Я так счастлив, когда слышу ругань! Меня сие наполняет, забавляет...
– Ну и правильно, – задумался кое-кто из толпы зевак, и пошёл убивать.
– Падающего – толкни! Помоги ему сдохнуть... – С самой искренней миной, с самой жизнерадостной гримасой наставлял пророк и мессия, и люди, с радостью и восхищением слушая величайшего из злыдней, в потакании и угождении ему с превеликим пафосом помогали неудачникам сбрасываться в горную пропасть или через окно небоскрёба, в глубокий кювет автотрассы или в илистое, непроходимое, зловонное болото. – Необходимо экономить, – продолжал любимец публики, и «люди», внимая ему, нещадно убивали зэков, наркоманов, инвалидов, «овощей» и готовящихся к эвтаназии – одни всё равно не исправятся на зоне, выйдя оттуда ещё более озлобленными, а другие мучаются сами и заставляют страдать других – которые, толком не живя своей жизнью, тратят огромные средства на лечение уже пропащих, конченых людей, набирая множество кредитов и влезая в долговые ямы. Зэков сжигали заживо, пуская в их камеры специальный газ; всех остальных потрошили и быстро-быстро шинковали тесаком. Алкашей, бичей и бомжей просто отстреливали, как вшивых, блохастых, бездомных собак, и поджигали рядом с кучами уже подожжённой конопли, с упоением вдыхая весь этот разнообразный ароматный букет.
– Нет человека – нет проблемы! Меньше народу – больше кислороду! Одним больше – одним меньше! – Непрестанно повторяли палачи.
«Люди превращаются в зверей, – рассуждал H216-M, наблюдая со стороны за всем происходящим, – А я... Я даже не знаю; я всего лишь чей-то инструмент, чьё-то оружие возмездия. У меня нет своего мнения; возможно, я не способен испытывать настоящие чувства и эмоции... Я просто компьютер в человеческой оболочке».