— Они превратились в маленьких людей и выбрались из земли, — сказал Сол.
— Что, прямо голыми руками?
— Да, — сказал Улф. — Так появилось наше племя. Из тела Рогнира.
— Занимательный фольклор, друг мой, — Демискур хлебнул воды из стакана и посмотрел на дверь, за которой скрылся Имин. — Красивая сказка.
Здоровяк не выходил уже второй час. Там, в соседней комнате шли переговоры с начальством Мендозы — бургомистром и его помощниками. Пока беспокоиться было рано, но и времени прошло достаточно, чтобы начинать подозревать неладное. Определенно, у них возникли трудности. Демискуру плохо удавалось скрыть беспокойство, и чтобы занять себя, он вел нескончаемую болтовню про все на свете.
— Это не сказка, — с детским упрямством сказал Улф.
— Ладно, пусть так, — сдался Демискур. — Ты лучше скажи мне, почему ты не хочешь, чтобы руку пришили назад? Сеятели это могут.
— Я не сеятель, — отрезал Улф. — Этим все сказано.
— Странные вы люди, — покачал головой Демискур. — А если случается гангрена… ну там, в рану попадает грязь, заражение, короче, если надо что-то отсечь, как вы поступаете?
Улф взглянул на гранда как на последнего идиота.
— Если надо отсечь, отсекаем. Но никогда ничего не возвращаем назад. Это закон природы.
— Но…
— Ты когда-нибудь видел, чтобы осколки разбитого стекла срастались между собой?
— Нет, но это совсем другое дело…
— Или чтобы кровь возвращалась в рану, а рана сама собой затягивалась?
— Улф, — Демискур хмыкнул и осекся. — Что ты хочешь сказать?
— Такова судьба, — заявил Улф. — Человеку не стоит играть в бога.
Сол достаточно изучил Улфа, чтобы понять, что он находится в крайней степени возбуждения. Боевая медитация скелгов еще не отпустила его, а в таком состоянии Улф мог выкинуть все что угодно. Да и Демискур казался взвинченным. Дабы отвлечь их, он сказал:
— Надеюсь, нам выдадут тело Три-Храфна. Этот парень заслужил человеческого погребения и последних почестей.
— Клянусь водой Пророка, да! — сказал Демискур. — Мы обязаны ему… вам, — он посмотрел на Улфа, — до конца своих дней.
Улф бережно положил культю на колено и прикрыл здоровой рукой.
— Говорить об этом пока рано, — сказал он.
Демискур допил воду и мрачно посмотрел на дно стакана. Сеятели относились к воде как к чему-то вполне обыденному, и привыкнуть к этому было сложно. Вода была повсюду — в бочках, бутылках, бидонах, кувшинах, и — о боги песков! — она даже текла по целой сети, называемой водопроводом! Люди пили ее столько, сколько хотели, ни в чем себя не ограничивая. Казалось странным, что главную ценность на Катуме сеятели позволяли потреблять в неограниченном количестве. Но и здесь все было не так просто: правило ограничивалось стенами Мендозы. Только в городской черте ты мог бы пить, пока не лопнешь, но стоит отплыть дальше и любой встреченный тобой сеятель не поделится и каплей влаги. В этом было что-то жестокое — дать людям привыкнуть к величайшему благу, основе жизни, привязать этой роскошью, а затем вышвырнуть за стены, едва кончится срок пребывания или вид на жительство.
Вот почему многие ненавидели сеятелей, даже больше чем надменных джаханов. Джахан может отнять жизнь или свободу, но сеятель сначала даст, а уж потом отнимет — когда почувствуешь истинную ценность дара.
После минутного созерцания дна Демискур открыл было рот, но тут распахнулась дверь и в проем выглянула голова Имина. Тот довольно улыбался.
— Заходите.
Сол, Улф и Демискур тут же вошли в приемную бургомистра и очутились в круглой комнате с большим панорамным окном, которое открывало великолепный вид на центральный порт и почти три четверти городского ландшафта. Не сразу Сол нашел в пестрой обстановке кабинета его хозяина и обнаружил, что тот едва ли не меньше его самого по комплекции. За столом восседал маленький человечек со всклокоченными волосами, обряженный в угловатые одежки сеятелей и деловито щелкал кнопками на консолях, служивших ему рабочим столом. Обычно покои сановников уставлены предметами роскоши, дорогущей мебелью, но рабочий кабинет бургомистра Фуэнтеса больше напоминал командный пункт какой-нибудь энергетической станции. Всюду мигали огоньки, не меньше дюжины экранов разной величины показывали схемы и виды улиц Мендозы, остальное было увешано плакатами, уставлено стеллажами, завалено книгами и справочниками.
— Присаживайтесь, господа, — быстрым и тонким голосом заговорил Фуэнтес, не глядя на визитеров.
Сол и остальные попытались как-то устроиться на заваленных свитками креслицах, явно рассчитанных под седалища меньших объемов. Имин наблюдал за их усилиями с одобрительной улыбкой.