«Ни черта ты не понимаешь в жизни, — думал Хирано, не вслушиваясь в поток ее слов и ощущая нахлынувшее уныние, — Тебе легко, ни одного инфиз-контракта, наверно. Родители кормят, легко думать, кто о чем болтает. А попробовала бы сама… Думаешь, сахар? У меня — каких-то семь инфиз-объявлений, и то приходится выкручиваться, придумывая, как и ловко вставить чтоб заработать пару кровных скудо. Сегодня день неплохо пошел, четыре раза удачно в школе инфизнул, один раз здесь… Ну, дома еще раз „Конго“ маме предложу… Куда бы это проклятое „Южное море“ всунуть?..»
— …когда-то фабрики, на которых это производилось, обслуживались людьми, ты знал об этом, Хиро? Миллионы людей работали за станками или еще где. Это было до введения Единого Автоматического Производства, когда любая продукция стала производиться абсолютно без помощи человека. В какой-то момент мы стали просто бесполезны. Из созидательного организма человек стал распределителем и потребителем. Машины чистят наш воздух, машины воюют, машины производят все эти брюки и крекеры, машины управляют другими машинами. Человека освободили от работы, но что у него осталось?
— Искусство, — сымпровизировал Хирано, надеясь, что это окажется верным ключом. Девчонки любят искусство — всякие там картины и сонаты. Они с Линой остановились полюбоваться закатом у обрыва, и он почти прикоснулся грудью к ее плечу, — Человек может творить, например. Это тоже работа.
— Это не искусство, — вздохнула Лина, — Я была недавно в парижской картинной галерее, где выставлены всемирные шедевры, стоящие сотни миллионов скудо. Натюрморт «Банка шпрот „Рижские в масле“» и пейзаж абстракциониста «Холодильник „ФриФреш“ на рассветном лугу».
— Музыка? — предположил Хирано уже менее уверенно.
Лина рассмеялась, но смех этот был колючим и ничуть не приятным — как шипучка «Аква Фил» с повышенным содержанием углекислого газа.
— С детства ее ненавижу. Они давно добрались до музыки, Хиро… То есть, не они, а мы. Я даже не могу слушать радио. Рок-баллада «Череп и бутылка рома „Боккурди“» или джазовая импровизация «Если бы у меня была жена, она покупала бы мебель в торговом доме „Китчен-Энжел“…» Это же нелепо! Что? Литература? Даже ее переиначили на свой лад. Герои Мопассана пьют исключительно кофе «Черный герцог», а бреются только лезвиями «Уральского завода „Нептун“».
— Так в чем дело? — спросил он нетерпеливо. Не о таких вещах хочется разговаривать, когда гуляешь с девушкой вечером в парке.
— Это все не то, — отозвалась Лина едва слышно, — Когда-то мы были другими, Хиро. Мы учились, воевали, создавали, ошибались, страдали, строили, чинили… А потом у нас забрали все. Единственная наша работа — играть роль тумб, на которые вешают объявления. Мир не пытается больше что-то произвести, он пытается уговорить других это купить. Последний виток эволюции. Общество полного потребления. Иногда мне кажется, что людей и вовсе сняли с производства, как устаревшую модель швейной машинки или велосипедного тренажера. Остались только бездушные рекламные автоматы, тараторящие друг с другом. Какой-то гигантский зал торгового центра, из которого когда-то давно ушли люди… Иногда мне настолько страшно, что хочется купить самое новейшее патентованное бомбоубежище, спрятаться там, и просидеть сто лет. Лишь бы не…
Хирано не сразу понял, что Лина плачет. Ошарашенный, сбитый с толку, перепуганный, он стоял возле нее, ощущая свою полную беспомощность, и не смел даже положить руку на вздрагивающие плечи. Но она сама прижалась к нему, точно ища в нем новейшее патентованное убежище, прижалась твердыми коленями, мягкой щекой и приятной округлостью груди, согрев прерывистым дыханием его ключицу.
— Хиро… — прошептала она, глядя на него с каким-то отчаяньем, от которого ему стало жарко и холодно одновременно, — Пожалуйста… Скажи мне, что я ошибаюсь. Что я просто пугаю себя. Что на самом деле все не настолько паршиво, как мне кажется…
Он взглянул в ее глаза, ждущие ответа, и попытался найти нужные слова. Слов было много, но они путались и мешались, как скрипящие ржавые цепи, отказываясь вылазить наружу. Хирано набрал побольше воздуха в грудь. Где-то внутри него был спрятан ответ, он чувствовал его. Оставалось только извлечь, поборов сопротивление окостеневшего языка. Сердце прыгало в груди тяжелым горячим комом.
— Слушай… Я… Знаешь, у меня когда-то тоже были такие мысли… Ну, грустные что ли… Просто не сразу понимаешь, что дело не в том, что вокруг. А в самом себе. Это сложно понять. Знаешь… В общем, я купил дезодорант «Южное море» и ощутил, как внезапно все переменилось к лучшему… Окружающие перестали сторониться меня, и вообще…