— Детка, не волнуйся, — говорила Вива, — у нас все совершенно прекрасно. Анна влюбилась в Саныча. Он рассказал ей про акулу-молота и рыбу-меч. Увлекся. Она целый день просидела с ним на рыбалке, а после заявила Олеженьке, что зрелые мужчины это так прекрасно. И что поссибли фазер это одно, а восхитительный Саныч — совершенно другое. Что? Как я перенесла? Ну… Я посоветовала Саше сделать ей предложение. И даже нарезала в оранжерее целый букет дивных японских хризантем, у меня как раз новый сорт, всего три куста, на них семь первых цветков. Кто отказался? Саша? Ох, Инга, ты плохо знаешь мужчин. Он конечно, для виду отнекивался, но выпрыскал на себя весь свой пиратский одеколон, и… Ну, что ты смеешься? Да, я видела. В бинокль. Ах, это было удивительно трогательное зрелище. Детка, он волновался. Даже удочку уронил в воду. А после встал. И руку, руку к сердцу. Анночка потом очень быстро как-то ушла, и было видно, даже в бинокль — боялась и оглянуться. Олежка к ночи ее простил. Совсем да. Я слышала.
— Ба, когда вы там все успеваете, мы неделю как уехали! А у вас такие страсти!
— Им надо успеть, они ведь тоже завтра уезжают. Так что девочка все сделала быстро. И влюбилась и, как это вы сейчас говорите, сделала откат. Так да? В прежнее состояние.
Инга смеялась и тыкала окурок в банку. Внизу кричали дети, шаркали тапками ленивые отдыхающие, возвращаясь к обеду.
— Ба, мне пора. Ты смотри, а то вдруг и правда, уведет кто твоего Саныча. Береги. Он хороший.
— Это все шутки, моя золотая. А ты вот Сережу береги. Присматривай, поняла? Вон какие бойкие барышни. Анночка! Поднимись ко мне, милая, я тут нашла для тебя косынку, натуральный шелк. Смотри, если вот так свернуть…
— Пока, ба! — снова смеялась Инга и уносила мобильник в номер.
Солнце плавно уходило вверх, переваливало за крышу, а значит, пора заварить суп с вермишелью и пойти на площадь, туда, где Сережа и дракон.
Инга вылила горячий суп в большую литровую кружку, накрыла пластиковой тарелкой. Сложила в пакет ложку, хлеб, термос с ледяным чаем. Залезла на табуретку и, с удовольствием разглядывая себя в небольшом зеркале, надела купальник, выгибаясь, чтоб увидеть крепкий загар на спине и пояснице. Спрыгнув, сказала шепотом отражению:
— Я счастлива. Господи, как же я счастлива…
И снова надев легкие шортики, вышла, запирая дверь номера.
Шагала по чистому, прохладному коридору, просвеченному солнцем через окно в торце здания, спускалась по лестнице, кивая встречным. И, улыбнувшись вахтерше Татьяне, которая что-то бесконечное вязала за полированным столом в холле, выскочила на аллею, затененную платанами.
Такая легкая, с быстрыми ногами, с вымытыми летящими волосами, которые щекотали шею. Нравилась себе. Видела себя глазами Сережи, вот он поднимает голову и смотрит, как идет издалека, светя белыми шортами, потряхивает гривкой черных волос. Совсем девчонка. И видела, как он опускает руки, вытирая их тряпкой. И улыбается ей.
Выходя на большой пятак площади между трех наискось стоящих корпусов, Инга замедлила шаги. С противоположной стороны, с такой же аллеи вышла женщина, и оказалась у длинной насыпи каменных глыб раньше. В белом халатике, в такой же косынке, повязанной поверх длинных рыжеватых волос. Рослая, с сильными загорелыми икрами. И полы халата раскрывались при ходьбе, высоко, показывая ноги почти целиком. А сверху, Инга нахмурилась, идя медленным шагом, халатик распахнут так, что очень хорошо видно — там ничего не надето, под накрахмаленным полотном.
Она уже видела ее. И даже знала имя. Наташа. Сестра-хозяйка соседнего корпуса, где кроме номеров находились врачебные кабинеты и всякие грязелечебные пункты. Ее окликали сотрудницы, и директор Гранит Кирсанович, проходя, ухватывал за локоток, умильно скалился, заглядывая в глубокий вырез. Красивая рыжая Наташа. Инга и не обратила бы внимания, вот только в день их приезда, когда Сережа тащил рюкзаки, смеялся, показывая на клумбы, площадки и столовые, она шла невдалеке, и — посмотрела. Так, что Инга сразу же удивилась и перевела взгляд на Сергея. А он не заметил, кажется.
И вот стоит рядом, спрашивает что-то, а он, подтягивая выгоревшие рабочие джинсы, указывает тонкой сильной рукой на камень, уже тронутый его резцом.
Когда Инга была в десятке шагов, Наташа прервала рассказ неслышным тихим замечанием. Кивнула и, повернувшись, пошла, держа руки в карманах халатика, так что он сильно натянулся на талии и бедрах. И все бы нормально, вот только перед тем, как уйти, она снова посмотрела. На Ингу.