— Что?
— У меня голова не работает. Не то что язык. Ничего я не говорю. С ней.
Из-под ног разбежался светлеющий в темноте песок пляжа. Сосны встали за спинами, молча. Слева светили мелкие и редкие огоньки окраины села.
— Море светится, — сказала Инга, — знаешь, да? Ходил купаться ночью?
— Не успел.
Она хотела сказать, как раньше, ну так пойдем, а, сыно, выкупаемся, посмотрим. Чтобы успеть. И не сказала.
— О! — мрачно сказал Олега, — вот.
Правее их, по другой тропинке к воде медленно шла неясная фигура, смутно взблескивая при движении.
— За нами шла? — удивилась Инга.
— Как же, — с горечью отозвался Олега.
На полосе прибоя, переступая ногами по светящимся пенкам, Нюха медленно стащила купальник и пошла в воду, раскидывая руки, будто они — крылья. Нырнула, и через несколько метров вынырнула, светя белыми по воде кругами.
Инга и сын стояли, глядя, как вышла из воды, нагибаясь, взяла в руку блестящую дискотечную тряпочку и пошла, в другую от них сторону, поддавая ногой воду. А после свернула в сосновую рощицу.
— Пошли? — Олега решительно отвернулся и двинул к дому Гордея, — завтра к вечеру едем на Пресняк. Недалеко, гуреющих объедем и там, за ними встанем. Мы сегодня народу флаера пораздавали. Ты с нами?
— Спать хочу. Утром подумаю, ладно?
Олега не стал ужинать. Молча ушел в комнату, один, не дожидаясь, когда остальные придут из города. Инга еще посидела с Гордеем, тоже молча, говорить уже не было никаких сил. Даже идти в палатку сил не было, потому и сидела, глядя слипающимися глазами, как Гордей, опустив лампу к самому столу, вяжет на лески свинцовые самодельные грузила. Старик тоже молчал, иногда покашливал, и тогда снизу раздавался стук, это дремлющий Кузька готовно колотил хвостом об пол. А потом взгляд Гордея стал каким-то уж чересчур пристальным, и тогда Инга, невнятно испугавшись, что он может что-то сказать, или чего доброго сделать — к примеру, облапить ее длинными руками и унести в палатку, чтоб не спала за столом, поднялась, и, пробормотав спокойной ночи, ушла. Заснула так крепко, что не слышала, как вернулись Димка сотоварищи, шумно вполголоса переругиваясь, мылись у крана и гремели чем-то у распахнутых багажников машин.
10
— Кто-то перевернул луну, — голос был ясным и убедительным, — нечаянно. Теперь из нее прольется дождь. Чтоб не было, надо перевернуть ее обратно…
Инга вытянула ноги, улыбаясь во сне. Слова о луне, смешные и странные, но совершенно правильные. Она ведь знает, с детства, если луна опускает краешек, значит, пойдет дождь. Так и есть, он выливается из лунной чашки. Нужно поднять руку и подтолкнуть, выровнять.
— Правильно, — согласился девичий голос, — так и сделаем.
Две руки — смуглая и светлая, поднялись в бледнеющее небо, к покосившейся лунной половинке.
— Мам? Ты спишь?
Рука во сне опускалась, и открывались глаза, прямо перед ними — бледная синева натянутого шелка. Инга поджала ноги и, моргая, приподняла голову.
— Олега? Ты чего? — села, опираясь на руки.
В просвете сетчатого входа маячила темная голова.
— Проснулась? Вылезай. Мне показать надо.
— Да… да, сейчас. А сколько?
— Шесть часов. Давай, я жду.
Инга вылезла из палатки, жмурясь на раннее солнце. Сон не уходил, цеплялся за голову мягкими лапами, обижался. Еще бы спать и спать, утро совсем.
Олега сидел за столом, крутя в руках плеер. Наушники валялись, раскинув тонкие проводки.
— Кофе бы, — Инга уселась на край лавки, — а где все?
— Спят. Гордей на рыбалке. Потом кофе. Ты как, очнулась?
Встал, кладя плеер.
— Мы что, куда-то пойдем? А брать камеру, ну и это, полотенце там?
— Ничего не бери. Полчаса и вернемся.
На берегу стояла мирная и сонная тишина. В гладкой воде торчали далекие лодочки. И вода еще спала, была такой, тайно прозрачной. Так что ступать в нее было немножко странно. Наверное, здорово жить в воде, думала спящая на ходу Инга, окуная в прозрачное босые ноги и таща за шнурки кроссовки, просыпаться перед утром и выходить на песок. Оглядываться. Дышать.
— Туда, — Олега свернул и углубился в подступающие к самой воде редкие кривые сосны, поросшие понизу кустарничком, — тихо, не топай. Молчи.
Инга послушно закрыла рот, и не стала спрашивать. Кралась следом, просыпаясь на ходу. Над головами цвинькали, распеваясь, птицы.
Олега прошел вдоль густой полосы кустов, продрался в узкий проход и свернул снова к берегу. Пригибаясь, встал за огромным кустом шиповника, доцветающего усталыми розовыми цветами, махнул рукой и приложил палец к губам. Инга, подойдя, высунулась было, но он потянул ее за рубашку. И вместе присели на песчаный, заросший травой, пригорок.