— Что случилось-то?
Олега усмехнулся. Ответил:
— Та не по телефону, ладно?
Инга положила мобильник в карман. Быстро вышла в раскаленный двор, навстречу вопросительному лицу Гордея. Хватая сумку, сказала отрывисто:
— Ты прости. Правда. Кажется, у них там что-то. Случилось. Не знаю я что. Пешком туда километра четыре. Пойду. Извини, Гордей, видишь, ты прав. А я как всегда.
— Скажите, какая, — отозвался старик, поднимаясь и поддергивая трусы, — ладно, не скачи. На байде пойдем, за полчаса доберемся. Не закачивает тебя, на воде-то? Не? Бери тогда вон, черпак, да полотенце.
Запирая дом, добавил, суя Инге тяжелые ключи.
— Завтра. Я тебе завтра все расскажу, идет? А ты мне сперва свое расскажешь. Баш на баш, Инга. Как тебя, по батюшке? Инга Михайловна, значит.
Черная от смолы байда густо ворчала мотором, но шла небыстро, тыкаясь в свежие волны и снова задирая нос. Инга опустила руку за борт, и пальцы то окунались в воду, то снова оказывались в воздухе, на ходу довольно прохладном. После разговора с Олегой собственные переживания вылетели из головы, и осталось тянущее беспокойство, такое, обычное для нее, что вынималось из сердца вязкой нитью и длилось к желанию поскорее все узнать, разрулить, помочь, оградить, пусть мальчик дальше живет, улыбаясь и болтая. Это материнское, понимала и ругала себя, зная, не сможет всю жизнь стоять между сыном и большим миром. Но пусть тогда оно все проходит, пусть голос его снова становится голосом Оума.
Я тут на отдыхе, и немного дела. Так, кажется, сказала она Петру.
Усмехнулась, стряхивая с пальцев воду. Наверное, последнее ее тихое времяпровождение — это поездка в большом автобусе, и степь за окном. А как вытащил ее Олега из салона, сразу началась беготня, переживания, походы в разные стороны, снова переживания. Свои и его. И сейчас едут, а там непонятно что, но раз сам попросил (тут у нее снова заныло сердце), то что-то неприятное, наверняка.
Пляжную дискотеку было хорошо видно с воды. Большой экран на еле видных растяжках белел ослепительным прямоугольником, торчали по сторонам четыре высокие черные колонки, и от них падали уже предзакатные тени. У края дороги, что отделяла пески от полосы редких здесь деревьев, стояли оба жигуленка — красный и серый. И беспорядочно разбегались вокруг экрана белые легкие столики и пляжные табуретки.
По дороге, смеясь и размахивая руками, брели гости. В шортах, платьях, а то и просто в плавках и купальниках. Тащили в руках бутылки с пивом и лимонадом. Кто-то уже забегал в воду, плескаясь и маша руками Инге и Гордею. И время от времени на укрепленной в песке высокой панели наливались неярким светом цветные лампы, гасли снова, готовясь к будущей темноте.
— Сиди, — сказал Гордей, заглушив мотор и берясь за весла. На длинных руках вздулись коричневые желваки.
— Сиди, спрыгнешь, где мелко. А я обратно.
— Спасибо, — кивнула Инга, держась за шершавый борт и высматривая Олегу.
Шлепая по воде босыми ногами и держа в руках многострадальные кроссовки, которые Олега прихватил утром забытые под шиповником, она сначала увидела Нюху. Та бродила по песку светлым призраком, держа пальцами подол прозрачного платья.
— Я ее боюсь, — заявила Инге, зябко передергивая плечиками и оглядываясь на группу людей около машин, — у нее нет костей, одни титановые палки. Ой, ну стержни, знаете, как ставят в переломы.
За спиной Нюхи кто-то одобрительно засвистел, салютуя пивной бутылкой. Инга взяла теплые пальцы, таща девочку за собой.
— Со мной будешь. Пока. У кого палки? Какие такие титановые?
— Когда после аварии я лежала, у меня была, в руке, — рассказала Нюха, послушно тащась за Ингой, — вот тут, у локтя.
И правда, показала длинный светлый шрам до самого плеча.
— Господи. Так сильно ломала руку, да? Давно?
Та кивнула и пошла медленнее, упираясь.
— В десять лет. Врачи говорили, может быть, буду лежать. Всю жизнь. А я вот танцую. Правда, чудесно? Только не надо туда идти. Мне там будет плохо.
У машин толкался народ, о чем-то споря. Слышался тягучий голос Димки, изрядно расстроенный. И над головами мелькнула полицейская фуражка.
— Не положено, — прервал Димкины слова казенный голос, — сказано вам — не положено! Хулиганство тут разводить. С водкой. И наркота, небось.
— Какая наркота! — вклинился раздраженный голос Олеги, — у нас даже торговли никакой, просто музыка, и кино будет. Хотите, сами гляньте, черт, да мы видео взяли с собой с официальных концертов. У нас фишка именно в этом, чтоб нормальное, и без бухла.