— Слово скажешь, убью, сука, — прошипело возле уха. И Абрек, который всегда боялся этих вот, откинувшихся, которые вовсе из другой, по рассказам известной жизни, булькнул, выкатывая глаза и потея. Тоска в затылке, торопясь рассказала — крикнуть, пока набегут — зарежет, глаза его это говорят.
За светлой головой что-то смигивалось и шевелилось, треснуло и загремело, кто-то дышал тяжело со всхлипом и вдруг голос Нюхи выкрикнул с торопливым раздражением:
— Водка. На столе. Да скорее!
В ответ молчало. А горло Абрека вдруг пропустило в легкие жаркий вдох и вместо бешеного лица опять мужская фигура — в броске, к обнаженной женской. И радостно, с облегчением громко, зазвенело стекло, грохнула рама о стену, распахивая прикрытое окно.
— Не по-ни-маешь, — там кто-то почти дрался, вскидываясь и разбиваясь о тяжело дышащее молчание, — возьми!
И на третьем обжигающем вдохе рука с железными пальцами снова легла на кадык Абрека, а он даже руку из шортов вытащить толком не успел.
— Ты, сука жирная. Хоть раз девку тронешь, убью.
Абрек понял, глядя в бешеные узкие глаза, и мелко тряся ладонью на зыбком животе, не врет, этот — в распахнутой на груди рубахе, с линиями синей тюремной наколки, не врет.
Закрыл глаза, чтоб не видеть. Затряс головой, беззвучно открывая рот. Соглашался. Со всем, что говорит ему этот — соглашался.
И медленно открыл, вдыхая и сглатывая. Так и не встал, провожая глазами мелькнувшую в черном проеме согнутую фигуру.
На столе перед ним лежал все тот же хлам, в таком же беспорядке. Валялась блестящая босоножка с Нюхиной ноги. Через открытое окно слышны были ленивые голоса и щелканье бильярдных шаров под навесом за клумбами. И вдалеке бумкала музыка, с его дискотеки, которую он вдруг возненавидел, заливаясь краской горячего стыда и одновременно облегчения. Чтоб они скисли, чертова уголовщина. Он — культурный человек, тусуется в богемных кругах. Нахер ему эта дрянь — ножи, наколки, сроки. Это не его жизнь.
Осторожно водил глазами, расплывшись в мягком кресле. Распахнутая в коридор дверь. Неубранная койка вдоль стены. Никого. Только он и распахнутое в темноту окно. Абрек передвинулся к краю кресла, осторожно, будто кто-то мог его наказать. У стены лежала вторая блестящая туфля на платформе.
Он, наконец, поднялся, обошел стол. Постоял, вздрагивая и водя руками по шортам. И тихо открыв двери, оглядываясь, вышел в свет фонарей. Держась в тени, прошел к своему бунгало, нарядному, с цветными витражиками в окошках. Зайдя, заперся, обошел комнаты, проверяя щеколды на сетчатых окнах, скинул шлепанцы и прошел в спальню, свалился на роскошную широкую постель, сминая толстой спиной кокетливые подушки. Вытащил мобильник.
— Дашенька? Я сегодня болею, золотко. Скажи Лехе, пусть займется гостями, танцы-шманцы там, кабачок. Завтра я им экскурсию. Угу. Мне? Коньяку? Нет. Спать лег.
Закрыл глаза рукой, кидая на простыню ноги. Устал. Не мальчик уже. Да пошла она, со своими закидонами. Не хватало еще из-за сумасшедшей девки портить себе жизнь. Этот урод мог и зарезать…
Урод мчался через невысокие дюны, рядом с Олегой, который тащил голую Нюху. Та сперва упиралась, отталкивая, но Горчик, догнав ребят, поднял руку, блеснув зажатой бутылкой.
— Взял.
И тогда она засмеялась и, схватив мальчика за пальцы, сама помчалась вперед, легко перепрыгивая через колючие клубки песчаной травы.
Бежали наискось, мимо каких-то скамеек, мимо пары домиков, приткнувшихся на песке, мимо будки спасателей на территории заброшенного пансионата, и, проскочив свет нескольких фонарей, остановились у старого пирса, уходящего в ночную воду черным языком.
Нюха приплясывала, смеясь и вскидывая длинные ноги. Дернула свою руку и Олега отпустил, встал, глядя исподлобья, смутно видимый в далеком рассеянном свете. Рядом быстро дышал Горчик, вглядываясь в заднюю темноту, исчирканную светом редких фонарей. Отдышавшись, сказал с удивлением:
— Не бегут. За нами.
— Неа, — легко отозвалась Нюха, обходя Олегу и обнимая его, уложила на плечо подбородок, — он поганая жирная свинья, он боится. Тебя боится, герой. Ах, как ты за горло его! Тебя как зовут?
Олега дернул плечами, резко отошел. Нюха снова подбежала, ловя его руки.
— Ты мой котик. Прибежал спасать бедную Анечку. Хороший мальчик, дрался с Анечкой, да? Чтоб водку не пила больше. А друг твой… тебя как зовут, друг?
— Сергей, — ответил Горчик, застегивая расхристанную рубашку.
— Се-ре-ожа, — протянула Нюха, отпустила Олегу и шагнула к нему, встала вплотную, — а вот Сережа понял, чего надо девочке Ню, он хороший, чудесный. За это получит от девочки Ню сладких подарков.