— Нюха, прекрати, — с мукой в голосе сказал Олега, — ну, хватит.
— Стыдно тебе? — весело удивилась Нюха, — а знай, кого полез спасать. Я котик мой, совсем не по тебе девочка. Ты правильный мамин мальчик. Как ты с ней — мо-ом, я тебя люблю… Это не стыдно. А со мной стыдно, да? Да?
Горчик сел на песок, держа на колене прихваченную бутылку. Сказал с ласковой угрозой:
— Заткнись, краля.
— Эй, — отозвался Олега, суя руки в карманы и задирая подбородок.
— Угу, — по-прежнему с угрозой согласился Горчик, — именно заткнись, Ингу не трогай дурным своим языком.
Нюха встала над ним, упирая руки в бока и выставив длинную ногу.
— Да ты…
— Водку будешь? — будничным тоном прервал Горчик скандальный голос. И она, тут же остывая, кивнула:
— Давай.
— Козел, — внятно проговорил Олега.
Горчик похлопал рукой по песку.
— Не рвись. Сядь, я скажу. Ну? Нам идти уже надо, Гордей ждет.
Олега, помявшись, сел поодаль, Нюха, что-то мурлыкая, уселась по другую сторону от Горчика, привстала, ойкая. Тот через голову стянул рубаху, кидая к ее бедрам:
— Подстели, а то наберешь песка.
И когда она устроилась, спросил, подавая откупоренную бутылку:
— Щас сколько надо тебе?
— Два, — ответила Нюха между глотками, отдышалась, вытирая слезы, — ухх, два глотка. Через полчаса еще два. И так до утра, тогда точно не вспомню.
— Угу. Давай, — отобрал бутылку и снова заткнул пробкой.
Поворачиваясь к мальчику и одновременно прислушиваясь к тому, что происходило далеко, за их спинами, заговорил негромко:
— Ты сам сказал. Мне. Она была на таблетках.
— Не хочу таблеток, — ясным голосом согласилась Нюха.
— А потом сказал, какая под водкой. Другая. Так? Дай девке выйти нормально, не дергай ее. Утром все по-другому будет, так?
— Леха сказал, они Олежку убьют. Приедут ночью, в долину, все там раздавят байками своими. Палатки пожгут. А его изуродуют. Абрек не станет, он трус. А Леха может. Я потому ушла с ними. Чтоб не трогали.
— Угу, — обиделся спасенный Олежка, — и на столе потому скакала, да?
— Остынь, — посоветовал Горчик, — ты ж сам говорил, знаешь, какая она.
— Он не знает, — засмеялась Нюха, — и вот узнал. Сейчас я вам, мальчики, покажу, что умею, сразу двоим. А после уже утоплюсь. Такое счастье, и никогда старой не буду. Надо только, чтоб тело, это вот, не вынесло, а то буду страшная, раздутая вся. К ногам чего привязать.
В легком голосе звучала озабоченность, от которой продирало морозом горячие спины ее спутников. Но Горчик дальше слушать не стал:
— Не тарахти, — сказал вдруг словами Олеги, — лучше еще раз услышь, моя хорошая. Он уже знал. Давно. И все равно любит.
В полумраке и тишине булькала и журчала вода под сваями. Устало пахли собой травы, что выросли, созрели и высохли, уйдя из весны в август.
— Знал… — она заворочалась, возя руками по песку, — знал? Олежка. Ты знал? Давно?
— Господи, — замученно удивился Олега, — да сразу почти. Ты когда врешь, я ж сразу вижу. Ну и видел тебя, когда в Киеве, а потом в Питере вытаскивал. Я только понять не мог сперва, чо такое с тобой. Думал, врешь, потому что дура совсем. Сперва гуляешь, потом врешь. Потом понял.
— То есть… Мы с тобой, вместе. И ты знал?
Горчик поднялся, отряхивая брюки.
— Нюша, рубашку накинь. Олега, чего она у тебя ревет-то? Пошли, Гордей там волнуется. И жрать хочется, в смерть просто.
Он шел впереди, слушая, как они за спиной шлепают по воде, препираясь шепотом, Нюха язвительно смеется, упрекая, снова плачет и Олега сурово ее утешает. А после шаги умолкали, и он не оглядывался, шел сам, зная — догонят. Сегодня догонят, чтоб вместе к Гордею, там хорошо, там он увидел — старый беленый дом и будка с Кузькой. Там они уйдут и станут отдельно, и им будет уже не до него. Он останется сам. Со стариком.
Горчик резко остановился, и Нюха позади сказала «ой», натыкаясь на него.
— Нормально, — ответил и пошел дальше, чувствуя, как становятся ватными ноги.
И Гордей ему скажет. Когда она была. Он может все спросить у Олеги. Но лучше пусть сперва старик скажет, когда писала. Черт и черт, хорошее знакомство с сыном любимой женщины — набег на чужой дом, угрозы убить суку Абрека, голая девчонка и бутылка водки, из которой ей нужно еще несколько раз выпить свои два глотка.
— А ты не бойся, — сказал за спиной ясный и сердитый голос мальчика.
— Что? — Горчик было замедлил шаги, но отозвалась Нюха: