— Потом я тебя устрою и уеду ночевать. Нет. Я не живу дома. Поеду к Ваде.
Инга видела в дальнем углу сваленные через деревянную ширму вещи — свитера, брюки, пиджак в углу на вешалке. Он тут живет сейчас, поняла. Спит. И работает.
— Побреюсь завтра, а то зарос, как дикарь.
— Не надо. Тебе с бородой лучше. Красивее.
— Гм. Заметила. Ну, как скажешь.
Поздно вечером, поцеловав Ингу в щеку, Петр ехал в качающемся вагоне метро, вытянув ноги. Улыбался и чувствовал себя помолодевшим на десяток лет. Но какая же она стала! Трагически похорошела, похудела, везде, кроме тяжелой ее женской груди, которая налилась, стала больше и выше. И эти скулы. Глаза. Глазищи, черные, глубокие. Молчалива и внимательна. Будто прислушивается к чему-то внутри. И ей это несказанно идет. «Не упусти снова, охотник Каменев»… В стекле напротив отражалось красивое мужское лицо, с припорошенным темной щетиной подбородком. Покачивалось, улыбаясь. Не упусти! Тебе дают шанс за шансом, пора бы уже понять — не зря мироздание сталкивает тебя с девочкой-правдой, с летним жеребенком Ингой.
Слово о жеребенке показалось ему ненастоящим, она выросла, поправил себя, она — женщина. Дикая кобылица и ноздри, когда обдумывает что-то, раздуваются еле заметно, так что у него…
Ерзнув на кожаном сиденье, закинул ногу на ногу. Черт и черт. О ней даже думать спокойно не получается. Ну, ты мужик, Каменев, подумал с юмором, любуясь собой, реакцией сильного, жадного, мужского. После беспрерывной работы, после изматывающих ссор с Натальей, перепалок с Лилькой, вечно чем-то недовольной, вдруг эдакое цунами. Это ценность, Каменев. Не упусти.
В полутемном подъезде открыл дверь своим ключом и, тихо разувшись, прошел на кухню, открыл холодильник. Вытащил пакет молока, жадно глотая, напился, вытирая потекшую с уголка губ холодную струйку.
Прищурился от ярко вспыхнувшего света.
— Какие люди, — насмешливо сказала Наталья, прислоняясь к косяку, и плотнее запахивая длинный шелковый халат, — не иначе в лесу что-то сдохло, а, Каменев?
— Это и моя квартира тоже, — ответил Петр, суя молоко обратно и захлопывая холодильник, — и комната тут у меня есть. А ты что же, не развлекаешься со своим малолеткой? Смотри, посадят тебя, за растление…
Наталья резко повернулась, взмахнув ярким подолом. Хлопнула дверь. Петр усмехнулся, скидывая куртку. Ну да, когда-то там была их общая спальня. Теперь вот дверями хлопает.
Проходя мимо Лилькиной комнаты, покосился на полосу света. Но заходить к дочери не стал. На цыпочках ушел к вешалке и, раскрыв висящую там сумочку жены, нашарил в ней связку ключей. Наощупь выбрал нужный, второй ключ от мастерской, снял, пряча в карман брюк. Нормально. Если вдруг с какого-то хрена решит явиться сама, днем, Ваныч его предупредит с вахты. А ночью, когда Инга одна уляжется спать, Натали не поедет. Прошли те времена, уже не бегают, разыскивая друг друга по чужим квартирам и мастерским.
Лилька вышла сама, встала, дергая из ушей черные комочки наушников. Сказала шепотом:
— Пап?
Он подошел, обнимая и целуя светлую макушку.
— Я тут, кролик. Лягу в маленькой комнате. Ты как?
— Нормально. Завтра с Севой лазать едем, в спортцентр.
— Молодцы.
Думал, о чем бы еще спросить, но Лилька высвободилась, снова взяла пальцами наушники.
— Ладно. Я спать.
В маленькой комнате он лег, накидывая пушистый плед. Пошарив, сунул под голову плюшевого облезлого слона. Ладно. Завтра, скорее всего, он сумеет остаться. С ней, в мастерской. Там всего один диван, и если они заболтаются, то после — ах, незадача, метро закрылось. И лечь придется вдвоем. Укрыться одним на двоих одеялом. Да что ж с ней все идет по спирали. Было уже, насчет одеяла, там, в тайной и странной пещере, которую она ему подарила. И стояли голые, и совершенно еще незнакомые, прижимаясь друг к другу, сказав перед этим десяток первых слов. Наверное, так работает судьба.
Он засыпал, видя, как на потолке плывут размытые огни. Дикая девочка, нетронутая мужчиной, в первую же встречу, обнаженная, дрожащая, с заботой о нем, как сказала, вам же холодно, тут. Откидывалась, чтоб ее грудь не морозила его горячую кожу. А он, старый дурак, умилялся, полагая ее обычной летней девочкой-приключением.
Не упусти, наказал себе шепотом, в этот раз не упусти ее, пока не вытащишь из вашего общего, того — третьего, что выросло и поднялось над миром огромным величественным смерчем. Изменило тебя. Швырнуло. Чтоб шел, сбивая ноги, чем дальше, тем больше один. Без нее хватит ли тебе сил, свет Каменев? Вряд ли. Так что, достань еще раз. Рассмотри. Попробуй на зуб. Пойми, как она это делает? И можно ли повторить это без нее? Не раз и не два, а тысячи раз, покуда глаза видят, что пишет рука. И если нельзя без нее — хватай и не отпускай. Ты это думал еще сто лет назад, в прошлом году, совершенно не зная, лишь умиляясь. Прикидывал, как бы залучить ее в Москву и черпать из нее силу. Оказалось, не зная, думал верное.