— Выговорилась? Полегчало?
— А знаешь что? Да, полегчало. Да, черт возьми, полегчало! – Крикнула Вероника и сделала мелкий глоток кофе.
— Что это?!
— Ты о чём?
— Кофе.
— Кофе? А что с ним?
— Я же миллион раз тебя просила не делать такой сладкий кофе!
— Ну, давай еще из-за сахара с тобой поругаемся! Если я тебя обидел или оскорбил тем, что положилтебе сахар в кофе, пожалуйста, прости меня. Но, я ни в чем не виноват…
— Что?! Нет, бля! Ты виноват! Ты как баба!
— Это я, как баба?! Это ты как баба!
— Да-да, ты как баба! Я так и знала, что ты пидар!
— Пидар, это твой отец!
Спор перерос в обычное выяснение отношений (или это даже был не спор, а сора или что-то вроде того). Наши странности только раздражают друг друга. Я инстинктивно не шёл на конфликт, я готовответить: «Хорошо, ты права». ( Но это означало бы, что я посылаю Веронику нафиг, а я ужасно люблю заниматься с ней сексом). Особенно раком, когда она тихо постанывает и симулирует оргазм, положив свою красивую головку на жёлтые шёлковые наволочки на моем диване.У меня нет другого правила поведения, кроме как непринужденно следовать во всем своим прихотям. Знаю-знаю, что мне не стоит слишком откровенничать о собственной личной жизни, но воспоминание о том, какая она в постели, настолько ярко, что его не способны затмить ни её грубость, унылость и склочный характер.
— Тихо! Спокойно! Признаю я виноват. Извини. Но я ни в чем не виноват. Ты сама меня спровоцировала. – Сказал Я.
Я пытаюсь все исправить, я бормочу нежные извинения, но она сурова и неумолима. Она красивая и сладкая только в постели. Из-за этого порочного круга она утратит красоту раньше времени. Вероника называет меня самым последним долбоёбом на свете и ещё кучей обидных словечек, от всего увиденного, и, к сожалению, услышанного меня неожиданно приспичило.
— Знаешь что?! Я пойду, отолью, а ты пока подумай над своим поведением. – Сказал Я.
В санузле, из-за вспышки эмоций, я перенервничал и промазал, из-за чего немного описал ободок. Сейчас вымою руки и поставлю её на место. Я разберусь с ней! Она себя так ведёт, так нагло огрызается со мной, словно я её мальчик для битья. Вернувшись, я уселся рядом с ней на диван.
Вероника сидела на крою кушетки, сложив руки на коленях, а ее наивные дымчато-серые глаза были широко раскрыты и словно застыли в изумлении; ведь она в очередной раз не в своих корейских мечтах, а в моей скверной. Мрачной халупе. Наверноe.
Вероника взяла кружку с кофе отпила глоток, облизнула губы и сказала:
— Вот скажи мне хоть раз: «Ты красивая. То есть, если бы ты меня не знал, ты бы подумал, что я симпатичная девушка?»
— Много сахара не бывает. Жизнь и так горька!
— Отвечай на вопрос! Это же означает, что и ты думаешь что я и в правду уродина!
— И кто так еще думает? Вероника ты вовсе не уродина! Нельзя так о себе говорить. Ты не уродина. Ты эксклюзив.
— Эксклюзив? Черт возьми, это тоже самое, что и подтвердить, что я уродина!
После этих слов Вероника положила голову мне на плечо и, молча, уставилась на меня. Это в ее стиле.
Так в тишине мы просидели некоторое время. Только слышно как часы отбивают время. Но у меня нет часов. Наверное, это ее наглое сердце нагло стучит в ее маленькой груди. Вдобавок она не решила все испортить:
— Я подмешала кое-что в кофе.
— Я так и знал, что ты хочешь меня убить.
— Это DMT.
— Ты серьезно? DMT, диметилтриптамин?! Заебись! Проклятый психоделик?! Черт возьми, я же тебе тысячу раз говорил, что я завязал! Ненавижу всю это наркоманскую хуйню! Подозреваю; что скорее всего это просто кислота.
Может это все из-за ее новенького выдуманного ею же самой диагноза «Ангедония»?