Она откинула с ног куртку, наброшенную кем-то из «братьев», и скупо кивком поблагодарив за заботу, пошла к Даниилу.
Тот вскинул глаза – тёмные, с чёрными вертикальными чертами, они показались провалами в лице – как два пулевых ранения. Улыбнулся:
– Аля, – и тут же кинул в сторону «братьев»: – Костёр залейте. На все отряды – готовность один.
«Братья» с короткими поклонами поспешили выполнять задания.
– Болванчики, – едва разлепила Алиса сухие опухшие губы, смотря, как живо расходятся люди.
Даниил вскинул брови:
– Что тебе не нравится? – сунул ей в руки наполненную горячем чаем кружку.
Алиса села на предлагаемый безмолвным «братом йахаса» скрученный вещмешок, и взяла кружку, предварительно закрутив рукав рубашки на ладонь.
– Всё мне не нравится, – хмуро отозвалась она, глотнув чая.
В горле запершило от тошнотворной горечи медового напитка. Она скривилась, но, словно накладывая на себя епитимию, снова приложилась к горячей кружке.
Даниил присел рядом. Сцепил руки в замок и посмотрел на неё неожиданно трезвым, расчётливым взглядом.
– Ты голодаешь. Ты доходишь. Ещё немного и либо ты сойдёшь с ума и будешь рвать направо и налево, не разбирая на своих и чужих, как тогда в склепе, либо твоё тело изменит тебе и впадёт в спячку.
Алиса глотнула ещё обжигающего горечью напитка и отозвалась равнодушно:
– И что?
Даниил посмотрел куда-то мимо неё, и кивнул перетаптывающемуся там человеку. Поднялся:
– У тебя есть пять минут. Пожалуйста, пойми и прими это, как должное. Мы нужны им такими, какие есть. Мы, а не те животные, которые живут в тебе, во мне, возможно, даже в Прото… Марк был прав в одном, и это его оправдывает в моих глазах – мы не люди потому хотя бы, что для того, чтобы оставаться человеками, мы вынуждены поступать бесчеловечно…
Он отвернулся и пошёл лёгкой, упругой походкой, а Алиса продолжила смотреть в его удаляющуюся спину, чёрным пятном в сером мире ночи. Её до дрожи пронзало воспоминание о ночи, когда абсолютный, пожирающий потроха, голод заставил её хлебнуть крови тех, кого она всегда воспринимала, как своих. И теперь её крутило внутри одновременно и от ужаса перед возможностью повторения и от сладкого послевкусия того пиршества.
Она вздрогнула, когда подошедший сбоку человек опустился на колени:
– Йахаса, – он закрыл глаза и склонил голову набок, открывая вену.
Кружка выпала из задрожавшей руки Алисы и кипятком плеснула на пальцы. Она не заметила.
Сглатывая внезапно накатившую слюну, сама опустилась на колени, и, дрожа, со скрюченными трансформацией пальцами, с заплывающим белым туманом сознанием поползла к человеку. К крови, пульсирующей одним большим сердцем. К паутине сосудов, гоняющих сладко-солёную жидкость по телу. К миллиардам тоньше волоса капиллярам…
Она добралась до него, протянула скрюченные пальцы к побелевшей коже и замерла, вслушиваясь в ритм сердца. Бешено стучащее, колотящееся в грудной клетке, ходящей ходуном от рванного нервного дыхания. По белой коже струился пот, а ресницы прикрытых глаз вздрагивали.
Алиса дотянулась до кожи над бугрящимся сосудом – по пальцам ударило пульсом, а человек вздрогнул, выдавая страх.
Сглотнув горячую, иссушающую слюну, Алиса скривилась и поднялась на ноги. Тело скручивало трансформацией, сознание рвали на части желание и внутренняя убеждённость в правильности, но она ещё оставалась в силах сопротивляться себе.
– Уходи, – прохрипела она, отворачиваясь.
Человек поднялся на подгибающихся ногах и, неловко поклонившись, отошёл.
Она стояла и до слёз, до рези всматривалась в яркую звезду над горизонтом и пыталась восстановить сорванное дыхание, как учила сестра Пелагея. И не заметила подходящего «брата».
Александр встал рядом, так же всматриваясь в горизонт, и тихо заговорил:
– Это жертва, йахаса. Никто никого не принуждал. Он вызвался сам. Это наша благодарность, не более. Церковь выкачивает кровь из Прото, чтобы кормить паству чудесами, наделять священников нечеловечьими свойствами и вскармливать храмовников и инициаторов. И ничего не даёт ему взамен. В этом теряется баланс, теряется гармония, йахаса. Мы не хотим такого…
Алиса обернулась – в затвердевших, отяжелевших чертах только равнодушие йаха – и, мазнув взглядом по «брату», повела плечами:
– Пора.
Александр ещё не успел склониться, как в другой стороне лагеря Даниил легко прыгнул на ров и дал отмашку ожидавшим команды людям. Обернулся, сощурился в сторону Алисы, сквозь ночную темень и сотни метров разглядев её глаза, сверкающие огоньком будущего буйства. И кивнул, весело оскаливаясь.