* * *
Дно бутылки
- Хм... Подлая бутылка. - сказал Конрад гоняя остаток по дну, - Почти кончилась. - Оу, звучит как тост. - подметила Холи. - Да, твоё ''по чуть-чуть'' меня удивляет, ты так меня не перепьёшь? - Ну так, во мне кровь викингов, парень. - Кстати о крови, - уточнил он наливая, - кто ты? От куда? Как жилось людям двести лет назад? Я знаю, что это ещё одна грустная и не интересная история, о которой ты не хотела бы вспоминать. Но всё же, для того мы сейчас и пьём, чтоб резать по живому и мотать сопли на кулак. - сказал он и протянул ей стакан, отхлебнув она немного подумала рассматривая его огранку и ответила: - От куда я и как мне жилось, я всегда хотела забыть как кошмар. Парой даже не верится, что всё это и в правду было со мной.
''То, что Холи рассказала Конраду''
-Любовь и Бизнес-
Мне мало, что известно о родителях. Их историю я знаю из куртуазных сказок, рассказанных мамой, сплетен, которыми полнился город, и надгробья на семейном кладбище. Моя мать, Хильда де Вильде, была родом из французских дворян, которые после войны остались на острове. Когда ей было пятнадцать лет её выдали за муж. Мой отец, Ирик Рикхард Витч, был богатым феодалом, приближённым ко двору. Его власти и денег страшился весь Бремен, и добрая доля других герцогов. Но главное то, что о нём блуждала молва как о жестоком и холодном линчевателе, лично пытавшим военно пленных. Когда он женился на моей маме ему было тридцать пять, от разницы в возрасте и славы, что ходила за ним, она его побаивалась. Со слов мамы она страшилась его первое время, но потом он открыл ей своё сердце и она влюбилась в его заботливую душу. Если верить ей полностью то он полюбил её задолго до свадьбы, когда ей было всего двенадцать лет. Он приехал к её отцу, по какому-то делу, и встретив её впервые сразу узнал в ней свою жену. А как только её родители решили, что она готова к замужней жизни, он тут же попросил её руки. Она говорила, что он долго доказывал ей свои чувства, но она не верила в быструю любовь. Однако он научил её любить и тогда она согласилась разделить с ним ложе, и плодом их любви стала я - первенец. Мама часто рассказывала мне эту историю. Но если верить слухам то после свадьбы мой отец не сильно уделял внимания жене, и оставался таким же тираном и в городе и в доме. Многие даже думали, что он готовится к войне, ведь часто оставлял молодую супругу и уезжал на аудиенцию к королю. А если верить поросшему мхом могильному камню, то их первенцем была моя старшая сестра, которой так и не суждено было родится. Как гласит молва моя мама от того увяла и сама было чуть не умерла и лишь потеряв ребёнка, и чуть не потеряв жену, папа одумался. Пять лет она не могла иметь детей и всё это время отец выхаживал её. Говорят за то время он перестал общаться с королём, за которым тоже ходила дурная слава, стал набожным, как и моя мать, и в целом его сердце оттаяло. Не мне их судить, ведь я выросла счастливым ребёнком. Когда я была маленькой мои родители любили друг друга, и любили меня. Что бы не произошло я могла полагаться на сурового папу, а нежная мама всегда была рядом. Их любовь я чувствовала во всём, даже в своём имени. Когда я родилась мама подарила мне имя Холли - падуб, который так обильно растёт в Англии, по которой она сильно скучала. Однако она дала мне это имя не в честь дерева, а из-за созвучия с Холи, ведь взглянув на меня в первый же раз поняла, что родилась новая святая. Узнав об этом мой отец лично посадил в парковой клумбе саженец падуба. Я росла в опеке и любви, кроме сытой жизни, маминых уроков и папиных напутствий об этом мире я нечего не знала. Я верила в сказки, в любовь мамы с папой, и мечтала влюбится так же как она - пылко, поэтично и на всю жизнь. Когда мне было девять наш дом посетила радость - родилась моя сестра. Мама очень сильно полюбила её, по этому назвала Мери, что бы в жизни она знала лишь счастье. А через год ко мне впервые приехали свататься. Я, окрылённая историей любви моих родителей, давно мечтала пойти под венец, жить с мужем в роскошной усадьбе, и родить ему с десяток детей. Все мои мечты сходились в одно - надо женится, при чём не важно на ком. Его звали Генрих Эмден, он был хитёр, нагл, умел нравится и добиваться своего. Со мной он говорил ласково и только о любви и я, попав в свои мечты, влюбилась в него с первых слов. А когда папа одобрил наш брак я просто не знала придела своей радости. Обвенчались мы через неделю после знакомства и, перед Богом и людьми, я стала его невестой. Но к тому дню я ещё не была полностью зрелой, и все решили повременить со свадьбой и оставить меня у родителей. Как раз в тот год в герцогстве начало происходить, что-то странное. Усыпая я часто видела как на горизонте валит дым, а значит пожар снова съедает чью то жизнь. Поля, селения, лес... Их поджигали, что бы силы иссякли но в те моменты я этого не понимала. Отец уверял, что огонь нам не грозит, ведь поддержка Матиаса, брата короля, и плодородные земли защищают лучше чем щит и меч. Потому что именно деньги и связи вершат судьбу человека и правят миром. Но в ночь на седьмое декабря тысяча шестьсот шестого года наше поместье взяли штурмом. Мама спрятала нас за стеной и велела мне беречь сестру, спускаться с ней по тоннелю, а как выберусь сразу бежать к Генриху, за помощью. С этими словами она задвинула стену, которую лишь снаружи можно было закрыть. В зал втащили закованного отца а следом вошли солдаты и двое в рясах. Без слов они связали мать, подвесили её за ноги и зажгли камин. Один из инквизиторов по ворошил брёвна стальным прутом, оставил его в огне и подошёл к отцу. - Помнится ты хвастал, что если наматывать кожу на раскалённый прут, то слова польются сами собой. Что же, вот и проверим. - сказал он скалясь ядовитой улыбкой, и лишь когда папа потерял голос он задал свой вопрос, - Кто ещё в заговоре против короля, отвечай. - но отец покачал головой, - Рикхард, я знаю, что Матиас предал старшего брата, знаю, что это ты покупаешь его верность, ведь ненавидишь Рудольфа, до сих пор винишь его смерти своего первого выродка. Боже милостивый, я даже знаю, что вы путаетесь с венграми! Так что не надо мне врать и скажи, что вы пообещали этим волчарам, за их шашки в своём строю, и кому ещё нельзя верить? - Я передавал деньги, - уверял отец, - клянусь, я просто передавал деньги для Рудольфа. - Видит Бог, Рикхард, ты сам меня заставил. - сказал инквизитор, подозвал к себе палача и скомандовал, - У Хильды такие красивые пальцы, будет жаль, если они обгорят, поэтому срежь их и потом копти обрубки. - Нет, нет, пожалуйста, не надо, нет! Ирик, пожалуйста, нет! - кричала мама пока её снимали с потолка и руки растягивали на столе. - Это идея их матери, это всё она. Она ненавидит Рудольфа! Она разрешит венграм отойти от папы, за это они пойдут на что угодно. - заговорил отец, - Умоляю, я всё скажу. Умоляю, я всё скажу! - но они его уже не слушали. Отец кричал, называл имена, даты и сумы, но они продолжали пытку словно им уже было не важно, что он скажет. Всё это время я стояла за стенкой и смотрела сквозь щель. Страх сковал меня и я хотела уйти, но я не могла так предать родителей. Я верила, что, когда ужас кончится, я схожу за лекарем и он их вылечит. А если я уйду, то кто приведёт помощь? Я больше не могла видеть их боль, не могла слышать их стоны, но я пытала себя надеждой. Но самым сложным было не остаться там а закрывать Мери уши, и рот, делая всё, что бы она не плакала. Нежным шепотом убеждать её в том, что всё это лишь игра в тот момент, когда самой хотелось биться головой о стену. Когда настала заря их замученные тела уже сложно было назвать людьми. Тогда пытка прекратилась, солдаты снесли им головы и подожгли дом.