Но двое еще были на ногах. К ним я стоял боком, и успел только поднять локоть, закрывая голову. Ударило, как кувалдой: то ли телескопической дубинкой, то ли кастетом. Обычному человеку такое запросто сломало бы предплечье, но я только выругался сквозь зубы, присел, выпустил из пальцев телефон и, крутанувшись на пятках, вбил бритому в челюсть апперкот. Послышался треск лопающихся костей, ноги грабителя оторвались от земли, и гоблин кулем свалился на асфальт, напоследок выдав чуть ли не сальто.
Его последний уцелевший товарищ явно не ожидал от тощего паренька такой прыти, зато соображал, похоже, побыстрее других: завел руку за спину и рванул из-за пояса пистолет. Проворно, одним движением, но я все-таки успел узнать старину «Макарова». И тут же бросился вперед, нырнул под уже наставленное на меня дуло и ударил. Не кулаком — плечом, но с такой силой, что буквально снес гоблина. Он отлетел на несколько шагов и врезался затылком в угол ларька.
Аж гул пошел. Бездыханное тело медленно сползло на землю, оставляя за собой на ржавом железе влажный след, дернулось несколько раз и, наконец, затихло.
— Да что ж вы, студентики, себя не бережете — вздохнул я, подбирая телефон.
Кажется, целый — по крайней мере, экран. Да и корпус тоже. Только на закругленном уголке осталась крохотная царапина. Я на всякий случай огляделся. Кажется, обошлось без свидетелей. А гоблины уже ничего и никому не расскажут: двое погибли мгновенно, а первый, которому я сломал кадык, уже перестал хрипеть.
Особых сожалений я не испытывал. Любое действие рождает соответствующей силы противодействие — примерно такому учит школьный курс физики, которые три остывающих на асфальте покойника, похоже, так и не усвоили.
И уже не усвоят. Зато в городе станет почище.
— Лежит безжизненное тело… И некому его поднять, — подытожил я.
Потом подошел к забору, ухватился за край и одним прыжком махнул на другую сторону.
Верну себе все, что причитается — обязательно займусь пятигорской полицией. Что-то совсем уж здесь обстановка стала неприятная.
Криминогенная.
Глава 5
Никогда не любил японцев. И особенно сильно — с восемьдесят первого года. Наверное, потому, что куда лучше многих знал, что «трагическая случайность», о которой через несколько дней написали в газетах, на деле была никакой не случайностью. Почти никем не замеченная в столице тихая аннексия четырех островов Курильского архипелага стоила жизни пятнадцати морякам.
Гарнизон в Сяне ввязался в безнадежный бой, но продержался недолго: самураи высадили десант с моря и за считанные часы заняли весь Итуруп, а за ним и остальные три острова — самые крупные и самые близкие к префектуре Хоккайдо.
Жертва моряков оказалась напрасной: в Зимнем решили, что сохранение хоть какого-то мира с теперь уже бывшим союзником важнее, чем полтора десятка убитых и несколько тысяч квадратных километров русской земли с их жителями. В тот день я, тогда еще горячий и бестолковый тридцативосьмилетний полковник, раскидал по углам здоровенных кавалергардов, выбил дверь в дядюшкин кабинет и впервые высказал вжавшемуся в роскошное кресло старику все, что я думаю о нем и его умении выстраивать внешнюю политику государства.
Тогда моя выходка обошлась без последствий. Его величество то ли проявил великодушие, то ли просто-напросто испугался тронуть того, кто смог в прошлом году завершить победой грызню с турками на Балканах. Но обиду, конечно же, не забыл. И через пару лет под весьма надуманным предлогом отправил упрямого и своенравного племянника служить в горы на Кавказ. Тогда во дворце поговаривали, что на этом мою военную карьеру можно считать законченной.
Но так уж вышло, что карьера закончилась у дядюшки.
А на Курилах все так и заглохло: настоящей войны не хотели ни самураи, ни сам сегун Токугава, ни уж тем более дзайбацу, почти всемогущие семьи-корпорации. Хитрые толстосумы-промышленники куда быстрее прочих сообразили, что торговать с большим и порой весьма сердитым западным соседом куда выгоднее, чем портить отношения.
Наверное, поэтому японцы и поспешили убрать войска с Курил чуть ли не в тот же самый день, когда дядюшка Павел под прицелом автоматов отрекся от престола. Новый статус островов был официально зафиксирован в документах в девяносто четвертом, и уже на следующий год по всей России, как на дрожжах, начали расти магазины электроники и музыкальных инструментов, заводы, сборочные цеха…