Сил у нее было предостаточно, но высоко она не взлетела, а таскала меня по песку, силясь извернуться и вонзить хобот в цепляющегося за нее надоеду. Прежде, чем она успела выдумать что-то еще, из ямы вылезла Лолоку, тут же принявшую уже знакомую мне позу. Наверное, вблизи ей работалось лучше, поскольку я быстро почувствовал, как шерсть под крыльями, до того практически незаметная, выпрямляется и твердеет. Доска утратила возможность использовать всю амплитуду движения крыльев и рухнула на песок, снова придавив меня. Вертясь и визжа, оттого что тело мое готово было треснуть под ее тяжестью, я выполз на свободу, откатился в сторону, вскочил и прыгнул, закрывая собой Лолоку.
Это было излишним. Доска, совершенно не понимая, что с ней происходит, трепыхалась, вертя головой. Шерсть под глазами немилосердно впилась в то, что обязана была предохранять от пыли, а шерсть под крыльями лишила последние подвижности.
— Это надолго?
— Не знаю. Наверное, да, но…
Я дернул Лолоку за руку, и мы быстрыми скачками понеслись прочь, стараясь как можно быстрее оставить доску вне зоны видимости. В эту ночь мы не решились спать, а двигались, пока совсем не обессилили. Совместными усилиями, расстелив одно ложе, мы рухнули в него, переплетясь руками и ногами. И спали до середины следующего дня.
Теперь мы двигались медленнее. Схватка с доской не прошла для меня бесследно, хотя серьезных ран я не получил. Лолоку впала в буйный восторг, когда осознала, что совершила нечто, до сей поры неслыханное. Может и так. А может, в старину строители изгоняли досок совместно с пастухами. Так или иначе, она радовалась и, поскольку ей не удалось сразиться с доской в рукопашную (я не в первый раз заметил, что такие сражения были страстью местных, которую они утоляли при любом удобном случае), с завистью поглядывала на меня. В глазах ее, к моему огорчению, читался вопрос: "интересно, а я бы сделала того, кто дрался с доской?". К огорчению, потому что в исходе схватки я не сомневался, а причинять ей боль совершенно не хотел. Но лучше развязаться с этим сразу.
— Хочешь подраться?
— Конечно!
И не говоря больше не слова, Лолоку пригнулась и схватила меня за дальнюю от нее ногу, резко дернув ее на себя и вверх. Какого-нибудь увальня это опрокинуло бы на спину, но я, как только утратил опору, обхватил ее свободными ногами за шею, оперся на руку и перебросил Лолоку через себя. Шею ее я при этом не выпустил, так что инерция бросила меня вслед за ней, и я как бы сам собой оказался сидящим верхом на противнице. Откинувшись назад, я головой и руками придавил ее ноги к песку. Будь подо мной враг, я лягнул бы его сейчас третьей ногой в лицо, и на этом схватка бы завершилась. Его смертью или тяжелым увечьем.
Не желая признавать себя побежденной, Лолоку уязвила меня в ногу полухоботком, воспользовалась тем, что захват ослаб, и стала вырываться. Так мы возились, цепляясь и выкручивая, пока не оказалось, что на каждом из нас не осталось ни клочка одежды, а этими самыми клочками усеяно все вокруг.
Я совершенно не предполагал, что до этого дойдет именно сейчас, но факт фактом — мой джагон был в непосредственной близости от ее шрушера и, разумеется, среагировал должным образом. Я изогнулся и вошел, как вдруг почувствовал…
— У тебя тоже есть джагон?
— Очень маленький почти нет, — с истомой проскрипела Лолоку, когда мой джагон раздвигал жесткие лепестки ее шрушера. — А у тебя есть шрушер?
— Еще меньше твоего джагона, будь осторожна с ним, — произнес я и тут же испытал ощущение остроты, которого не мог и представить.
Позже я вознес хвалу за то, что нам так повезло. Не совпади расстояния, будь мой шрушер чуть дальше от джагона, ничего бы не вышло. Но это потом. А сейчас я наслаждался. Никогда раньше я, тот, кому доступно воплощение в любое тело, не мог и подумать, что возможно такое слияние. Я был тем и другим, я испытывал все, что может испытать самка, не переставая быть самцом. Иногда я забывал двигаться, немея, дрожа и цепенея от удовольствия, а иногда застывала и судорожно билась от счастья Лолоку. Долго ли это было? Не знаю и мне безразлично. Это было всегда.
Все чаще Лолоку сообщала, что до ее селения осталось совсем чуть-чуть, и, наконец, мы его увидели. Даже будь я один, не ошибся бы. Восьмигранные дыры в земле на месте исчезнувших крыш пещер: перепутать невозможно. Не дожидаясь, пока Лолоку известит о нашем прибытии тех, кто еще жил здесь, я устремился к одному из проломов и тщательно осмотрел край. Взял в руки несколько волосков, растер в руках пыль. Как мне хотелось бы ошибиться в своих предположениях! Пользуясь тем, что никто меня не видит, я принял свою исходную форму и приступил к анализу.
Cтоит ли говорить, каков оказался результат? Да, здесь были миньоны эксплуататора. Обнаружить это было несложно. В принципе, они такие же биороботы, как и я, просто попроще. Они крепкие, но не настолько, чтобы не оставлять следов в виде утерянных частиц. Частицы, которые я обнаружил в пыли, даже при первичном изучении были сходны с моими. Но я все же разделил их на фракции и подверг простейшему хромотогрфированию в крахмале. Так и есть: соотношение аминокислот идентично моему!
Успев закончить исследования и принять прежнюю форму до возвращения Лолоку, я сидел, поджав две ноги, и качая третьей в дыре, оставшейся на месте разрушенной миньонами эксплуататора крыши.
— Ты уже понял, что у нас случилось? — спросила, подошедшая и севшая рядом Лолоку.
— Да.
Она заглянула мне в лицо и потребовала:
— Тогда выполняй свое обещание! Рассказывай!
— Ну-уу… — я откинулся назад, опершись на руки и глядя в небо, — сюда пришли такие существа, которые извлекают из земли то, что им нужно. Всё, даже большинство камней, не однородные. Все состоит из многих элементов, спаянных вместе. Если какие-то забрать, остальные могут не удержаться и все развалится. Вот это здесь и произошло. Некоторые элементы изъяли, а без них крыши перестали быть упругими и жесткими. Понятно?
— Не очень. То есть, — Лолоку говорила как-то раздраженно, словно поймала меня на лжи, — вроде понятно; непонятно только, что это за существа, откуда они взялись, и как ты это понял.
Я повернулся к ней и спросил:
— Ты уверена, что рассказ об этом входит в то, о чем я обещал рассказать?
— Уверена. Недоговаривать — все равно, что врать или молчать вовсе. Ты обещал все объяснить. Все! Вот и объясняй.
Я объяснил, почему нет? В конце концов, никто не обязывал меня держать нашу деятельность в тайне от местных жителей. Я всегда делал это сам, руководствуясь только тем, что так будет спокойней и безопасней для всех. Объяснять оказалось несложно: Лолоку легко смогла понять, что такое биоконструирование (на самом примитивном уровне, но большего и не требовалось), зачем мы ищем пригодные для колонизации или эксплуатации планеты, как мы их предварительно изучаем. К моему некоторому удивлению, ничто не вызвало в ней протеста или отторжения. Вероятно, потому, что она осознавала: ее народ также расселялся по планете, переиначивая ее под себя и запросто распоряжаясь потребными ему ресурсами. Единственное, насчет чего она протестовала: бесполезность оповещения о том, что происходит, всех жителей планеты, чтобы они смогли выступить в поход против эксплуататора и его миньонов.
— Мы любим воевать! И умеем это очень хорошо!
Это правда, воевать они любили. Вот только войны в их понимании, это когда два десятка бойцов из одного селения приходят подраться к соседям, потом те и другие отдохнут и вместе двинутся дальше, а там уж и день к закату — войне конец, редко какая продлится дольше: все по домам разойдутся.
— Лолоку, миньоны которые вам навредили, воевать не станут. Не умеют, не понимают, что это значит. И вам с ними воевать все равно, что с камнями. Одного в пыль раскрошите, а остальные этого и не заметят.
— Всех раскрошим!
— Эксплуататор наделает новых, ему все равно, сколько их погибнет. Но, кстати, может наделать и таких, которые сперва будут уничтожать вас, а только потом браться за разработку недр. И противопоставить им вы ничего не сможете. Доску помнишь? Эксплуататор может понаделать таких же, или в десять раз злее. Или вообще таких, каких я-то представить не могу, не то, что ты!