Я уже практически решил эту задачу (не буду утомлять вас подробностями), когда с треском и фейерверком, силящегося выполнить свои обязанности поля, входная мембрана смялась и исчезла, а с ней и изрядный кусок стены. Издавая звуки самого устрашающего свойства, в мою камеру вломился эксплуататор, фронтальная часть которого нависла надо мной и изготовилась к нападению.
Посмотрев на череду острых углов, нелепых сочленений и опасно перемигивающихся огней: то, из чего состояла его вторгнувшаяся ко мне часть, я, не раздумывая, преобразился в плотный амебообразный ком и проскользнул мимо него, рассчитывая, что, пока мой медлительный противник будет выламываться из тесной для него камеры, я успею нанести ему с тыла немалый ущерб.
Ох, и какой же он все-таки большой! корабль устроен так, что пустот, и весьма обширных, в нем предостаточно. Та, где предстояло развернуться нашему сражению, была, по меньшей мере, нескольких десятков метров в малом радиусе и больше сотни — в большом. Эксплуататор занимал, чуть ли не половину.
Заметив в одном из сочленений полоску бледноватого относительно других эластичного тяжа, я, сменив форму на более подходящую, протаранил его, острым рострумом ввинтился внутрь и стал терзать плоть экплуататора множеством клешней. Трудно предсказать, что именно располагалось в той части его организма, где я находился, но не похоже, что что-то жизненно важное. Меня мотало и швыряло, когда он извивался, а потом эксплуататор самолично изорвал свое тело, чтобы добраться до меня. Ускользнуть удалось лишь потому, что он одновременно наплодил уйму миньонов, форму которых я успел скопировать. К сожалению, они предназначались лишь для того, чтобы искать и сигнализировать о находке, то есть были просты и неспособны нанести серьезный ущерб даже мне, не то, что их родителю. Но способности к поиску у них были неплохие, и, унаследовав их вместе с формой, я быстро отыскал, где у эксплуататора расположены блоки воспроизведения. Сбросив большую часть массы, я буквально присосался к нему и попробовал набрать массу снова прямо из него. Какая-то защита от подобного обращения у него была: мне удалось лишь слегка нарушить его внешние покровы, прежде чем меня буквально отбросило в сторону. Тогда я, практически весь воплотившись в острый шип, атаковал это место уже без всяких ухищрений. И прежде, чем он стряхнул меня, здорово поковырялся в его нутре.
Эксплуататор затрясся и породил что-то нежизнеспособное, слепо поползшее по прямой. Полагаю, эксплуататора это огорчило. Во всяком случае, за меня он принялся с удвоенной энергией. Пока что мне удавалось пощипывать его, оставаясь невридимым. Однако его напор все увеличивался, мы метались по Кораблю, окруженные десятками миньонов, которых он успел наплодить прежде, чем я лишил его этой способности. У меня появилось ощущение, что в конечно итоге он таки задавит меня своей массой и напором, притиснет к какому-нибудь энерговыводу (никто не думал, что их понадобится от кого-то защищать, и они торчали тут и там, гудя и слегка опалесцируя) и сожжет, пусть вместе с частью себя самого. Корабль безуспешно пытался призвать нас к порядку. Он мог бы нас уничтожить, исторгнув из себя, но к этому крайнему средству прибегать не хотел. А прочие способы требовали времени, предоставлять которое мы не собирались.
Мне не удавалось ничего изобрести, чтобы перейти в атаку, и я удирал, перебираясь из одной части корабля в другую, где сам разрушая стены, где, пользуясь неразборчивостью и нерасторопностью эксплуататора, крушившего все вокруг в попытках добраться до меня. К слову, за время погони он передавил всех своих миньонов, так что теперь это было поединком в полном смысле слова. И сколько не изворачивайся, где-то придется принять бой. Пора выбрать место.
Всюду было темновато, везде довольно шумно, повсеместно неровно, а местами вязко из-за структуры внутренностей корабля или из-за действия энергетических полей и установок.
Вспомнив, как искрили пересекающиеся поля в моей камере, я притормозил возле огромной оранжевой стены поля, отгораживающего и фиксирующего какие-то резервные блоки от зоны воспроизводства покровов. К оранжевому полю близко-близко, но все же не касаясь его, подходило желтоватое, совершенно непрозрачное, которое скрывало что-то, о чем я не имею ни малейшего понятия. В образованном ими прямом углу гнездился среднего размера энерговывод.
Заставить эксплуататора кинуться на меня и своротить энерговывод было проще простого. Сложнее оказалось не попасть в зону возмущения, возникшего, когда импульс из энерговывода полоснул по обоим полям, заставив их на миг расшириться, соприкоснуться и взорваться снопами искр. Собственно это оказалось настолько сложно, что мне попросту не удалось. Оба: и я, и эксплуататор оказались в водовороте свивающихся в смерч полей, осыпаемые искрами и ежесекундно сотрясаемые ударами энергии, вырывающейся из сломанного энерговывода. Возможно, то, как мне представлялся дальнейший ход поединка: аберрация восприятия, вызванная повреждением мозга. Хотя есть у меня основания полагать, что все было именно так. Иначе откуда взялись материальные объекты, которые выглядели тогда так же, как и сейчас?
В чистом синем свете я стоял перед эксплуататором и руки мои были опущены. За его спиной разгоралось желтое пламя, не позволявшее разобрать подробностей, но его черный силуэт не был ни огромен, ни устрашающ. Стройный, с руками разведенными в стороны, параллельно расправленным узким крыльям, он стоял с опущенной головой, исподлобья глядя на меня синими, без единой прожилки или мутного пятнышка глазами. Не выдержав его взгляда, я опустил глаза, и, благодаря этому, смог понять, как же сам выгляжу в этом странном месте или состоянии.
Рук — костистых и жилистых у меня было две (на четыре меньше, чем у эксплуататора), кривоватых плоскостопых ног — тоже, торс короткий, покрытый серебристыми волосками. Весь мой облик был, по сравнению с ним, угловат и звероподобен. Это было тем страннее, что полностью противоречило обычному положению вещей. Похоже, здесь я полностью утратил свои обычные преимущества — скорость и пронырливость.
Пока я растерянно стоял, эксплуататор начал медленно идти мне навстречу. Было ли то шуткой здешнего пространства или он и вправду был гораздо дальше, чем мне казалось, но вместо десятка шагов, вроде бы разделявших нас, он сделал не меньше полусотни длинных и плавных, постепенно переходящих в бег. Нас все еще разделяло расстояние ничуть, на мой взгляд, не уменьшившееся, когда он оттолкнулся и, хищно расставив руки, невероятно высоким прыжком взвился вверх, откуда начал пикировать на меня, продолжая сверлить взглядом, и быстро-быстро сжимая и разжимая многосуставчатые пальцы, протянутых ко мне, как бы к самому моему лицу, рук. Теперь, когда не мешало пламя за его спиной, стало видно, что эксплуататор словно отлит из стекла медового цвета, что он полупрозрачный, и можно различить, как внутри у него что-то темное дергается и растет, повторяя его формой, но только отчасти.
Сам не вполне понимая, что делаю, я отставил одну ногу назад, пригнулся, втянул голову в плечи, и, не поднимая рук, ждал, когда эксплуататор завершит свой полет.
Он все рос, его лишенное выражения лицо делалось все ближе, пальцы должны были вот-вот коснуться меня.
Этого не произошло. Все еще не осознавая своих действий, я сложил ладони, и одновременным движением распрямив руки, корпус и ноги, нырнул навстречу эксплуататору так, словно меня ждала встреча с податливой жидкостью, а не с твердым до блеска телом моего врага.
Встретив сопротивление не большее, нежели погрузи я их в густую смолу, мои руки прошли сквозь эксплуататора, цепко сжав то темное, извивающееся, что гнездилось у него внутри. Его же многочисленные конечности потемнели, утратили блеск и обвисли гнилыми лианами. Тело его с хлюпаньем ударилось о меня и растеклось желтоватой лужей, в которой увязли мои ступни.
Сконцентрировав внимание на той твари, что я держал в руках, мне показалось, что в ней проглядывают черты, присущие эксплуататору в его привычном облике: угловатость, жесткость, многочисленные сочленения и выступы. Но все же, она практически повторяла собой, того, кто только что превратился в похлипывающее и едва заметно содрогающееся желе.