— Нельзя трогать лицо. Вы попали в аварию, пострадали лицо и челюсть, остальное все цело, только пара незначительных царапин на теле. Я не буду вас вводить в заблуждение и юлить, поэтому скажу как есть. У вас перелом челюсти со смещением в пяти местах и сильные порезы на лице. Необходима очень сложная операция — у нас в клинике такие не делают, да и вообще в России; советую поискать связи в Швейцарии. Чем быстрее, тем лучше, иначе в лучшем случае вы останетесь инвалидом, в худшем начнется отмирание тканей и вы можете умереть.
У меня начинается паника, я не могу понять, как это произошло, пытаюсь встать — но Татьяна Ивановна дает знак медсестре, и та вводит в катетер какое-то лекарство, от которого сразу хочется спать.
На следующий день меня навестили родители и сообщили, что, кроме меня и моей «ласточки», никто не пострадал. Собака убежала, а других машин в это время на дороге не было — можно сказать, мне повезло. Пришел Петрович с огромной корзиной гербер. Он знает, что мне нравятся ромашки, но сейчас только начало мая, а ромашки начинают цвести в июне.
— Алевтина, не переживай, все будет хорошо, не во внешнем обличье суть человека, — говорит Петрович, держа меня за руку, — словно отец успокаивает свою дочь. И я чувствую, как он через силу пытается сдержать слезы, глядя на меня.
— Я переговорил сейчас с твоими родителями, и мы решили перевести тебя в клинику моих близких друзей «ДЕНТА МУН», они специализируются на челюстно-лицевых и пластических операциях. Нам, конечно, не помешало бы Михаила вызвать, но у него много дел и важная конференция. Илья тоже отличный хирург, надеюсь, у него все получится и удастся поставить тебя на ноги, — ободряюще говорит Петрович.
«Большое спасибо!» — пишу на планшете ответ Петровичу, так как любая попытка произнести хотя бы звук сопровождается сильной болью. Петрович провел со мной почти весь день: решал вопросы с врачами по поводу перевода меня в частную клинику, встречал и провожал посетителей, мы даже пытались обсуждать рабочие моменты, насколько это возможно в моем состоянии, — пока не вернулась мама, чтобы остаться со мной на ночь. В этот момент я поняла, что он заботится обо мне не как о своем сотруднике, а заботой обо мне восполняет отсутствие собственных детей.
Через два дня меня перевезли в частную клинику. Она была мало похожа на клинику, больше напоминала дом отдыха, расположенный в центре Москвы. Палата представляла собой очень стильно и со вкусом обставленную комнату, в которой все было продумано до мелочей. Светло- бежевые стены украшали картины современных художников, удобная кровать ничем не напоминала больничную койку, у большого дивана стоял кофейный столик, а у окна письменный стол со стулом. К палате примыкала ванная комната с современной душевой кабиной. Без дизайнера здесь явно не обошлось.
Следующие два дня прошли в сплошных анализах, перевязках, рентгенах, МРТ, консилиумах, и снова по кругу. Все меня подбадривали и говорили: «Все будет хорошо», но в их глазах читался страх и глубокое сочувствие. Илья Евгеньевич обещал, что все должно пройти успешно, но никаких гарантий не давал — видно было, что он тоже боится. Ведь это его первая операция такого рода, и если она пройдет успешно, то он станет знаменит на всю страну. Хотя в любом случае станет знаменит — потому что никто в России не решился провести подобную операцию.
В день икс все, от медсестер до Ильи Евгеньевича, были очень радостные — то ли от введенных с утра успокоительных мне так казалось, то ли и правда что-то случилось, но они все время шутили, смеялись, как будто все забыли о предстоящей операции. В операционной было так же весело и спокойно, все в специальных костюмах, шапочках и масках. Но я все равно всех узнала: вот Любочка и Ирочка — медсестры, Семен Абрамович — анестезиолог, Тамара — правая рука Ильи Евгеньевича, сам Илья Евгеньевич и еще один человек... Я не успела разглядеть, кто он, потому что Семен Абрамович ввел анестезию и я отключилась. Операция длилась восемь часов, но прошла успешно.
В больнице я провела три недели. О странном медработнике, присутствовавшем на операции, я не смогла ничего узнать. У кого бы я ни спросила, одни умалчивали, другие говорили, что никого не было, либо валили все на анестезию. За время, проведенное в больнице, я успела подружиться с Ильей. Я была его очень ценным экспонатом, которым он хвастался своим друзьям, студентам, коллегам. После такого успеха его стали с удвоенной силой приглашать на разные симпозиумы, конференции и на телевидение, он приобрел известность. А я вернулась к своей обычной жизни. В память о прошлом у меня остался едва заметный шрам на подбородке.