Этот взгляд кольнул Люпина, он словно бы кишками почувствовал опаску.
— Кто там?! Покажись! — Люпин вытащил потрёпанный меч и встал в стойку.
Едва заметный, изящный силуэт выскользнул из под тени кроны дерева с направленным на Люпина луком.
— Стой! Свои! — прокричала Миратиэль.
— И то верно. — Люпин вложил меч в ножны, ничуть не выдав свою нервозность.
— Хмм… Я помню ваши голоса, но всё же лучше снимите капюшоны, покажите лица. — шепчущий ласковый голос коснулся ушей Люпина, и тут он понял, что день воздержания, после тех марафонов, что он устраивал, для него непозволительная роскошь.
— Старшая Жрица Богини Жизни Миратиэль, мой племянник Гэлион, все остальные, из его рода, скорее всего, погибли. — Парочка выполнила требования.
— Хм… Рада тебя видеть, Мира. — рейнджер скользнула тягучим шагом к рабыне Люпина и взяла её в нежные объятия.
— П… Получается, всё? Я… Я в безопасности?
— Да. Будь спокоен, отныне всё хорошо. — Ариэль приласкала грязный локон, как она думала, племянника своей хорошей подруги. — Идёмте, я отведу вас к старейшине, не думаю, что ваши дома были заняты, а даже если так, домов у нас всё равно больше, чем тех, кому было бы в них жить.
И тут Люпин понял, что если такая незаметная единица сможет в любой момент находиться в деревне и слушать всё, что ей вздумается, то его конспирация будет под большим вопросом.
— Эй, чешуйчатый… Сможешь проявить драконью харизму пару разиков?
— Раз нужно для дела, то помогу, впрочем я кажется догадываюсь, как ты собираешься лить чистую ложь им в их длинные ушки.
— Что же, сейчас объясню…
Мнимое безмолвие Люпина разрывалось от телепатической беседы на громких тонах с душой дракона.
Женщины же старались щебетать поменьше из-за мороза и ветра, но даже так, другие рейнджеры, что патрулировали лес, недобро косились на нарушителей конспирации, впрочем, вслушиваясь в разговоры, они лишь качали своими ушами и не отвлекали путников.
И вот едва приметная тропа к деревне, скрытая каким-то хитрым немагическим образом, вот только запах сотен душ эльфов не смог обмануть охотника на них, и проход был преодолен даже без помощи Ариэль.
Люпин стоял на краю леса, заворожённый видом эльфийской деревни, словно видение из другого мира, раскинувшейся перед ним. Несмотря на суровый холод и искрящийся снег, покрывающий землю, деревня излучала особое тепло и жизнь, будто оазис среди ледяной пустыни. Деревья, служившие жилищами, были увенчаны инеем, но листья их оставались живыми и зелёными, словно сама природа охраняла это место от зимних невзгод.
Магия жизни, которой владели эльфы, позволяла деревьям цвести, несмотря на зиму. Их ветви были усыпаны цветами, источающими мягкое, таинственное свечение, создавая иллюзию вечной весны посреди зимней стужи. Жилища были мастерски сплетены из живых растений, каждое из которых уникально, с окнами из тончайшего льда, который не таял, а лишь усиливал волшебство, преломляя свет и добавляя мистичности в общую картину.
Сады, заснеженные, но по-прежнему полные жизни, были украшены зимними ягодами и вечнозелёными растениями, которые выглядели словно иллюстрации к древним легендам о кущах, с которых брали сырьё для испытания чревоугодия. Тропинки, ведущие сквозь деревню, были устланы мягким снегом, но здесь не чувствовалось холода — магия окутывала воздух, превращая его в лёгкий тёплый пар, поднимающийся над землёй.
Ручьи, не замёрзшие благодаря скрытым тёплым источникам, текли, словно живые артерии деревни, переливаясь всеми цветами радуги. Они отражали магическое сияние, исходящее от самой земли, создавая иллюзию, будто под снегом и льдом скрыта весна. Эльфы, лёгкие и грациозные, словно тени, перемещались по заснеженным мостикам, их движения были наполнены гармонией и грацией, как будто сама природа внимала их желаниям и откликалась, изменяя окружающий мир. Всё это происходило с такой естественностью, что казалось, будто магия была неотъемлемой частью их жизни, вплетённой в каждое действие и жест, впрочем, это ощущение было явно лишь иллюзией, да наделённых даром магии было явно больше половины всех увиденных, но сильных пользователей он смог насчитать с пальцев двух рук.
Люпин, наблюдая за этой картиной, чувствовал, как его демоническая природа откликается на магию и красоту деревни. Для него это место было одновременно чуждым и манящим, словно другая вселенная, где его тёмная сущность могла бы найти относительный покой и равновесие. Он ощущал, как энергии деревни пробуждают в нём новые, неизведанные чувства, словно прикосновение к древней магии, способной примирить его с частичкой мира, который всегда казался враждебным и отторгающим. Эта деревня была не просто оазисом тепла и жизни среди вьюги — она стала для него зацепкой к возможности найти способ привязать себя к материальной реальности чуть сильнее.