После он подошёл к стойке, где стояли деревянные мечи, взял два. Один через весь зал метнул в руку Люпину. Тот поймал. Второй меч он взял в обе руки, дошёл до центра комнаты и встал в боевую стойку.
Люпин повторил, всё, включая стойку, хотя и с излишней долей движений дроу.
Глаза воина, прищурившись, но улыбнулись, оценивая мальчишку.
Схватка началась просто. Фаэлин спокойно двинулся на Люпина, тот же двинулся в ответ и, подойдя на удар меча, инициировал максимально быстрый и простой укол в горло.
Куда более быстрый ветеран отбил удар, что почти достиг цели, и инициировал ответный, что больно и неприятно прилетел по макушке.
Отбитый в сторону меч Люпина направился в запястье ударом снизу вверх и почти было попал, но был принят на гарду и снова отбит.
Ярость захлёстывала демона, но холодная и в достаточной мере расчётливая. Ряд ударов с вложением чистой психической силы в своё тело привёл к ускорению юноши до неожиданного для воина уровня. Оттого неприятную хлёсткую пощёчину он пропустил.
Не замешкавшись и секунды, опытный ветеран отпарировал следующие удары и уколы, а дальше уже начал давить сам. Ещё пара тумаков образовалась на макушке, несколько ссадин демон получил походя, смягчая входящие удары.
Спустя ещё несколько кругов поочерёдных избиений друг друга два воина устали от бессмысленности происходящего, и Фаэлин выбил деревянный меч оппонента и сложил свой.
— Ладно, Гэлион, я было подумал, что ты многовато о себе думаешь, но вижу, ты достаточно взрослый не только чтобы огрызаться, но и чтобы отстоять свои слова.
— Благодарю, но это несколько льстит мне, и я так не считаю. — поклонился демон, почувствовав какое-то странное удовлетворение.
— Не скромничай. Раньше ты не мог так хорошо держать удар. — ухмыльнулся воин.
— Спасибо.
Илинтриэль после громко попыталась повозмущаться, но в абсолютно спокойной манере Фаэлин попросту проигнорировал и приложил её руку к кровоточащей ссадине.
Через пару минут последствия потасовки были устранены, а Люпин мысленно отметил первую жертву. Пару нитей боли были накинуты на душу воина в момент дуэли. Мало… Хотелось бы на тысячу больше, и то было бы маловато. Сейчас же он мог лишь подкинуть пару мыслей, и то не сильно отличающихся от собственных мыслей Фаэлина.
Впрочем, это было не запланировано, а то, что должно было накинуть сеть на их души, уже принесено в их дом.
— Леди Илинтриэль, я действительно прошу прощения за свои слова и поведение, более того, я предлагаю загладить наши разногласия, испив самое лучшее вино, что мне удалось достать, вместе с вашим мужем.
— Ха! А ты постарался, мальчишка. — громыхнул воин, увидев шесть бутылок вина, отливающих пурпуром.
Распив первую на четверых, они ощутили лишь слабое гудение в голове и лёгкое помутнение.
В каждой из них была такая доза афродизиака, эссенции инкуба, добытой из его крови, что бы четверть бутылки поставила человека на путь Слаанеша. Половина отдала бы его тело во власть похоти. Три четверти помутнили бы разум. Одна полная погрузила бы разумного в водоворот разврата чувственного опыта. После ещё одной четверти человек начал бы зависеть от такого необычного купажа. А полторы бутыли совращают разумного до конца, невидимо запуская прочные нити на каждую мысль и эмоцию.
Инкуб лепетал, развлекал, как мастерский трубадур, двух его врагов. И подливал, и подливал ещё и ещё в их кубки отравленную жидкость.
Когда на каждого за столом было выпито по полбутылки, разум эльфов помутнился, глаза стали мокрыми, лица порозовели, а дыхание стало глубоким и частым. Кровь бурлила, перенося яд по их венам.
А инкуб просто продолжал. И наконец, разум был размягчён достаточно для его планов.
Лёгкая дымка наполнила разумы эльфов. Они воспринимали всё совершенно нормальным. Тем временем комната поменяла даже свои цвета. Обычные вещи выцвели, свет луны принял пурпурный оттенок, а их собеседник медленно преобразился. Казалось бы, странная игра теней и бликов за спиной Люпина была чёрными, как ночь, крыльями с гипнотическим узором, а лицо его приняло куда более хищные черты, зрачки стали кошачьими, а радужка светилась в ночи.
Через каких-то пять минут разум эльфов уже дал трещину. Любовь двух душ преобразилась в чистейшую похоть. Миратиэль со взглядом полного вожделения трезво смотрела на то, как двое её давних и стеснительных в половых вопросах знакомых начали прямо перед ними впадать в похоть, целовать нежные губы друг друга, снимать белую ткань, развязывая шнуровку.