— А тот волшебник — он твой любовник, да? — бросил инкуб в спину Консэтис.
Та приостановилась.
— Не понимаю, о чём ты, я не столь…
— От тебя пахнет смертью и похотью. Тот явно некромант, и на нём я заметил небольшую скверну варпа, как если бы он очень близко обжимался с мощным призывателем демонической специализации.
— Ох… Чего ты добиваешься? — прикрыла глаза Консэтис.
— Да так, — инкуб обернулся точной копией того парня, разве что глаза его были с фиолетовыми прожилками.
— Пф… Ауру ты недокрутил.
— Ну… Я могу взять другими достоинствами, — развёл руками инкуб.
Консэтис же молча вышла, фыркнув напоследок.
— Эх… И вот надо тебе злить мою мать? — спросила Маэвис.
— Привет-привет, дорогая, — инкуб не стал вовлекаться в спор, обернулся в свою эльфийскую форму, подлетел к месту Маэвис и подхватил её в крепкие объятия.
— Пусти! — буркнула Маэвис.
— Нет, — после обнимашек инкуб сел на место Маэвис и посадил её себе на колени.
— Ох… Как же ты любишь играть на нервах! — подала голос уже Стелла.
— Что ж, предлагаю начать обсуждение. Будет несколько необычно, если нас заждутся…
Из палатки вышло пятеро. Две дроу выделялись на фоне трёх эльфов, а несколько взглядов со стены и вовсе выражали кристально чистое удивление.
Пленники подтянулись через несколько минут. Им даже выдали луки и мечи. Полное недоумение и тяжкое молчание встретило их за стенами.
А дальше началось роптание. Ветераны не поняли, что произошло, молодняк смутно догадывался, и разгорячённая кровь требовала крови.
— Прошу, послушайте.
Слово инкуба легло на толпу, как купол тишины на молитвенный зал.
— Итак…
Инкуб пересказал условия освобождения их сородичей, а также ультиматум, который им выставили.
— Эй! То есть ты продал нас?! — возмутился Равей.
— Продолжай… — кивнул Люпин на это недовольство.
— Ты решил не сражаться, а сложить оружие! Решил бросить все смерти твоего клана в топку и наплевать на их память?!
Люпин молчал, дожидаясь конца тирады.
— Ты решил преклонить голову перед самыми злостными из наших врагов! Заключить с ними союз! Ради чего? Чтобы спасти свою шкуру и двух дроу?!
— Успокоился? — жёстко посмотрел инкуб на прокричавшегося Равея. — А теперь послушай. Мой род потерял больше всего от дроу, я сам потерял там, в подземье, часть себя. Но я никогда бы не поставил свою ненависть, злобу и горечь утраты выше жизней тех, кого можно было спасти.
Люпин провёл рукой в сторону рейнджеров, только что вернувшихся из плена.
— Эти наши братья и сёстры — каждый из них сложил бы голову и душу в бесславной смерти, прирезанный на жертвенной площадке ради призыва демонов. Меня невозможно упрекнуть в любви к дроу, а то, что вышел такой курьёз, — это лишь игра наших богов. Если я скажу, что я их посланник, вы мне не поверите, но приходите в храм в первый день весны, и вы убедитесь в этом всецело.
Гомон поднялся, но в целом настроения были хоть и смешанными, но позитивными. От торговли эльфы отгородились не от хорошей жизни, а от того, что пройти сотни километров между деревнями было просто смерти подобно в такие морозы без магии. Проворачивать такое могли лишь друиды и паладины, собственно, они и являлись теми нитями, что стягивали общество эльфов воедино в период холодов.
Под вечер Ариэль и Сирена зашли к Люпину, пытаясь что-то разузнать, но получилось как обычно. Их явно отправили ветераны и молодняк соответственно. Нетерпеливые смертные одинаковы во всех расах и во всех мирах, поэтому инкуб относился к такому с поистине ангельским терпением.
Кстати об ангелах: довольно интересную информацию он нарыл в библиотеке, а потом и из Тенебриса. Видимо, его предположение о невозможности разума при нулевом хаосе было ложным. В памяти этого мира было несколько упоминаний существ, которые по описанию были порядком и дисциплиной в абсолюте: андрогинные, вытянутые. Вот только для смертных они были смерти подобны, буквально. Ведь одно из таких существ вошло в память народов как образ смерти, мрачного жреца.
К нему, по иронии, восходят все школы некромантии. Второй такой персонаж обнаружился, когда инкуб начал копать в историю оракула. То, что из себя представляла эта машина по описаниям, — практически идеальное когнитивное сооружение без своей воли, с чётко поставленной задачей и абсолютно без собственных амбиций. Вещь… Нет, всё же существо, столь неподверженное влиянию демонов, что, по-хорошему, проще повлиять на мир вокруг, чем на эту штуку. Как хорошо, что оно само взлетело на воздух. Хотя… А само ли?