Вновь обращенные к нему измученные голубые глаза сияли так ярко, что это мешало думать.
– Психика людей с экстрасенсорными способностями подвижна и уязвима, – медленно сказал Хан. – В сущности, сложно предугадать, как она среагирует в трудный момент. В любом случае, сильнее всего ее раскрывает стресс. Вероятно, на этом и строится ваша практика. Если же в пугающей ситуации рядом с таким человеком окажется кто-то близкий, кто-нибудь из своих, пусть незнакомый, стресс попросту перестанет им быть. Но, Адриана, послушай...
– Каким бы ты ни был нежным, мой дорогой инкумбент, скорее всего, меня переклинит, когда ты войдешь в меня, – ее улыбка была сочувственной и печальной.
Хан отвернулся и посмотрел в окно.
– Ты не сможешь помочь мне, – снова сказала она.
Пару секунд он просто стоял, запрокинув голову. Затем шевельнулся и тоже коснулся стекла.
– Много лет назад, – сказал он, – так много, что даже мне теперь это кажется сном, – была война. Мне надо было уйти из города, и сделать это так, чтобы прикрыть своих. – Он не смотрел на нее, но слышал, как она затаила дыхание. – Меня подстрелили. Я генетически модифицирован, – добавил он, – и поэтому убить та пуля меня не могла. Но именно в этот вечер я осознал, насколько быстрая регенерация неприятная штука.
Он обернулся. Адриана смотрела на него во все глаза.
– Я лежал на земле в каком-то переулке и просто ждал, пока рана затянется, – продолжал Хан. – Тогда я узнал, что если перестать сопротивляться и позволить боли пройти сквозь тебя, вскоре становится легче. – Он замолчал. – И кажется, я тогда тоже получил что-то вроде пророчества.
– Ты увидел будущее?
– Нет, не будущее, – Хан качнул головой. – Скорее... решение. Но это другая история, – добавил он, улыбнувшись. – Я просто хотел сказать...
– Я знаю, что ты хотел сказать, – перебила она его и, вновь подойдя, коснулась его щеки. – Я поняла. Спасибо.
До часа Х оставалось четыре дня.
***
Церемония была длинной и до зубовного скрежета скучной. Хан и не думал, что когда-нибудь в жизни услышит что-то более нудное, чем речь адмирала Маркуса, вещавшего о предстоящей войне. Множество раз прокручивая тот эпизод в голове, уже после всего случившегося, Хан спрашивал себя: адмирал в самом деле шантажировал его потому, что не смог завербовать? Подобная глупость была выше понимания Хана. Должно быть, именно поэтому он тогда проиграл.
Следовало отдать лаэнийцам должное: в умении действовать на нервы они оставили адмирала далеко позади.
Стоя на возвышении рядом с вождем и его правой рукой, Хан смотрел на одетую в длинное платье золотого цвета Адриану в другом конце зала и думал о том, что будет, если на одну из надетых на ней больших серег сядет какое-нибудь насекомое, – серьга перевесит, и девушка шевельнется? Или так и продолжит изображать неподвижную статую, гордую и роскошную?
Голос жреца, казалось, не столько звучавший, сколько стоявший в воздухе, как мелкая водяная взвесь, замер, и прекрасное изваяние сделало шаг вперед. Жрец перевернул страницу книги, которую держал в руках, и принялся читать следующий отрывок. И снова по окончании Адриана приблизилась к ним на шаг. И все началось сначала. Довольно быстро Хан догадался, что отрывков, скорее всего, двадцать восемь – по числу лет лаэнийского цикла и возрасту их Халиссы.
Около часа прошло, прежде чем они оказались лицом к лицу. Краем уха Хан слышал, как жрец читает последний отрывок, затем, закрыв книгу, произносит еще какие-то ритуальные слова.
– Дайте руку Халиссе, инкумбент, – донеслось до него.
Хан протянул руку ладонью вверх. Спустя мгновение ее накрыла ладонь Халиссы. Он поднял глаза. На бледных щеках Адрианы лежали тени от золотых серег.
– Да свершится обряд и да снизойдет на Халиссу пророчество! – провозгласил в охватившем зал глубоком безмолвии жрец, и где-то позади них отворилась дверь.
Пока они шли по запутанным коридорам (жрец неотлучно плелся за ними, снова открыв книгу и принявшись что-то оттуда читать), Хан не смотрел ни на Адриану, ни на правую руку вождя, шедшего рядом с ним, ни на каких-то еще незнакомых ему людей. У двери в комнату, где Халиссы веками принимали пророчества, жрец вышел из-за спины Хана и нажал на панель замка.
– Да снизойдет пророчество! – проговорил он снова и куда-то исчез.
Дверь закрылась с тихим шипением, и только тогда с них обоих, казалось, спало оцепенение. Хан огляделся. Комната внешне была такой же, как те, что он уже видел. Помимо привычного сочетания технологичной начинки с обстановкой безвкусной загородной резиденции, ее отличало то, что одна из стен была абсолютно прозрачной – вогнутая полукругом, она образовывала нечто вроде алькова, в котором стояла расстеленная кровать.