— Эй, куда?! — гаркнул стражник, грубо хватая уздечку их замызганной клячи. У него было обрюзгшее лицо с мешками под глазами, прожилками от старой пьянки и невыспавшейся смены. Копьё в руке покачнулось, но оставалось направленным на воз.
— Хмель, ваша милость! — Еж заулыбался подобострастно, показывая свои обшарпанные зубы. Он широким жестом обвёл мешки. — Из Эшбахта! Самый душистый! Для добрых людей Туллингена. Пивовары будут довольны, да и вы — после смены.
Он сунул стражнику медяк, ловко, будто монета сама перекатилась в ладонь.
— На первое пивко. — подмигнул.
Стражник хмыкнул, сгреб монету, ткнул копьём в мешки. Хмель рассыпался золотисто-зелёным дождем. Выскочило несколько мышей.
— Проклятые мыши! — проворчал он и отмахнулся. — Проезжайте. Но быстро, чтоб я вас тут вечером не видел.
Сыч не произнёс ни слова. Он только кивнул и щёлкнул поводом. Лошадь двинулась вперёд, и телега, скрипя, влилась в город.
Они ехали по булыжным улицам старого района — там, где таверны соседствовали с лавками и складами. Воздух стал суше, но гуще — пахло гари, рыбным рассолом, нечистотами и старым потом. Толстые дома стояли плотно, окна были либо закрыты ставнями, либо проветривались отрывисто, настороженно. Народ здесь был не враждебен чужакам, но глядел с подозрением. Война чувствовалась. Даже дети не играли на улицах.
Еж указал на старый дворик с аркой и водопоем.
— Тут, — пробормотал он. — Я таких знаю. Хозяин — старый скряга, за пару грошей сдаст любой угол.
И действительно, хозяин — костлявый, с вечно поджатыми губами, согласился за два лрейцера в день приютить телегу и пару «торговцев» в пристройке к хлеву. Условия были убогие: солома, вода из колодца, деревянный ящик вместо стола. Но Сычу и Ежу большего не требовалось. Главное — крыша, тень и доступ к базару.
Сразу после размещения Еж пошёл к местному пивовару — с образцом хмеля и наглой улыбкой. Там он провёл полчаса, приторговывая и расспрашивая. Вернулся, пожёвывая кусок козьего сыра:
— Утром нашли тело. Говорят, гонец. В магистрате — суматоха. Полковника вызвали. Город волнуется. — Он хмыкнул. — Хорошо, пошло.
Сыч тем временем уже сидел в трактире у Гнилой колонны. Молча. За кружкой кислого пива. Он слушал. Люди болтали — о теле, о письмах, о том, что магистрат что-то скрывает. Кто-то говорил, что император пришлёт солдат, кто-то — что в окрестностях видели горцев, которые пойдут в атаку завтра.
Также, на следующий день в город въехали два цыгана с десятком лощадей на продажу. Они точно знали, в каком дворе разместить лошадей и как потом тихо убраться из города с кошелем монет от Эшбахта. Перед уходом они получили закодированное устное сообщение от Сыча, предназначенное для генерала.
Глава 7. План обороны Туллингена.
Туллинген задыхался от страха. Слух, пущенный накануне неизвестными языками, сделал свое черное дело: «Эшбахт идет. С пушками». Эти слова, как чумной ветер, пронеслись по улицам, выбив почву из-под ног даже у городского совета. Тревожный гул заполнил трактиры, рыночные площади, гильдейские конторы. Люди хватались за свои кошельки, шептались о запасах провизии, а кое-кто уже присматривал дорогу к дальним кузенам в провинции.
Доклад полковник Гройзенберга о состоянии городских стен был неутешителен.
— Господа, северная стена была построена двести лет назад, — начал он глухо, опустив глаза в бумаги, — когда о пушках никто и слыхом не слыхивал. Времена были иные. Толщина стен казалась достаточной, а теперь... — он постучал костяшками по пергаменту. — Деньги на ремонт ворот и башен я прошу регулярно. Ответ один: «Нет лишних средств». А теперь спрашиваю: куда они делись?
В зале загудели, но полковник поднял руку:
— Всё, что мы можем сделать в оставшиеся дни — устроить земляную насыпь с внутренней стороны стены. Она способна частично гасить силу пушечного выстрела, но только на ограниченном участке. Мы успеем укрепить приворотные башни и, быть может, северо-западную галерею. Работы начнутся завтра. Без жалоб. Без споров. Каждый каменщик, каждый мастер, каждый мальчишка с тачкой будет нужен.