Таким образом, внутри города канализация была укрыта в системе низких тоннелей, но за городской стеной тоннель переходил в отрытый канал. С внутренней стороны городской стены канал перекрывался ржавой, но толстой решеткой. Выглядела она мощно и надежно. Однако, места, где прутья решетки входили в кладку стен, давно выщербились и держались на штукатурке. Это Еж понял из расссказа подвыпившего старого каменщика, у которого он купил старую карту системы канализации и водостока.
За ночь до планируемого нападения, Еж подвел одну из цыганских лошадей к решетке, привязал один конец крепкой веревки к сбруе, а второй – к верхнему краю решетки. Лошадке не составило большого труда выдернуть прутья из кладки. Отвязав веревку, Еж, тхонько ругаясь, залез в воду и установил решетку на прежнее место. Теперь никто, не приглядываясь, не сказал бы, что она была потревожена.
Отряд Волкова медленно брел по туннелю канализации. Вода, ледяная и густая от нечистот, доходила до колен. Крысы шуршали под ногами, карабкались по стенам, иногда падая с писком на головы солдат. Воздух был густым, едким, им было трудно дышать. Фонарь в руке Волкова бросал жалкие блики на покрытые слизью стены. Свет не отражался от зачерненной стали шлемов и кирас. Остальную броню генерал приказал не брать. Также, он приказал снять сапоги и штаны и обмотать ноги тряпьем перед спуском в канал. Времени на мытье не будет. Они шли молча, стиснув зубы, преодолевая рвотные спазмы. Через полчаса кошмара впереди показался слабый свет – сточный колодец красильни.
Они вывалились в зловонную лужу подвала, но были внутри стен. Туллинген спал, не ведая о смерти в своих кишках.
Глава 9. Переулок Шустергассе, предрассветный мрак.
Высокие фахверковые дома нависали, образуя узкий, темный каньон. Волков разместил людей с убийственной точностью. Десять арбалетчиков вскарабкались на карнизы по обеим сторонам узкого места, где переулок делал крутой поворот. Пять ветеранов с короткими мечами и секирами замерли в глубоких дверных нишах слева. Сам Волков с остальными пятью – спрятался в арке проходного двора, тупике для хвоста обоза. Сыч и Еж, их задача выполненна, наблюдали с чердака над домом, где они держали лошадей, невидимые в темноте.
Тишину нарушил глухой стук копыт и скрип колес. Обоз. Два тяжелых фургона, запряженных четверками лошадей. Пятнадцать стражников в кирасах и открытых шлемах, нервно озираясь. Впереди шел капитан Грот, его факел бросал беспокойные, прыгающие тени на стены. Лицо капитана было напряжено, он постоянно оборачивался, чуя незримую угрозу. Фургоны въехали в самое узкое место.
Взмах рукой был бы незаметен в кромешной темноте безлунной ночи. Только звезды отражались в стали шлемов городских стражников. Факел Грота мерцал где-то впереди. Генерал бросил две монеты на булыжную мостовую. Звон монет был отлично слышен в тишине ночи, прерываемой лишь легким скрипом колес. Стражники не насторожились. Звук не был похож на звон оружия. Но арбалетчики услышали.
Жало Ночи.
Не гром, а глухой, многослойный щелчок десяти спусковых механизмов. Десять тяжелых болтов вырвались из тьмы крыш. Меткость была сверхъестественной для такой темной ночи, но помогли блики на начищенных шлемах и кирасах стражников. Шесть стражников рухнули без звука, сраженные в шею или в лицо, не защищенное забралом. Еще двое упали оглушенные, сбитые с ног ударом болта в шлем. Один болт с глухим лязгом сбил нащечник со шлема Грота и отрубил ему половину языка.
Прежде чем уцелевшие успели понять, откуда бьют, из ниш и из тупика ринулись солдаты Волкова. Без криков. С тихим лязгом стали и тяжелым дыханием. Им было дано задание нанести первый удар по шлему или в незащищенное лицо обухом одноручного топора, чтобы оглушить противника и не дать ему поднять тревогу.
Это была не битва, а бойня в тесной ловушке. Короткие мечи и секиры работали безжалостно, рубя, коля в скученной массе, где оглушенные стражники с длинными алебардами не могли развернуться.
Грот, отплевываясь от наполнившей рот крови, отчаянно отбиваясь длинным мечом, отступил к фургону, прикрываясь колесом. Перед ним, как из-под земли, возник Волков. Никаких вызовов, никаких слов. Молниеносный боковой удар клевцом секиры в висок. Грот поднял правую руку, приняв удар секиры на перекрестие меча. И тут тридцатисантиметровый узкий кинжал, который генерал держал в левой руке, вошел на половину своей длины в незащищенную доспехом подмышку Грота. Генерал знал из личного опыта, что раненный клинковым оружием враг может еще сопротивляться несколько минут, пока не упадет от потери крови. Поэтому, левая рука генерала качнулась вниз и еще раз вверх. На этот раз кинжал вошел на всю длину, и генерал почувствовал, как лезвие разрезает шейные позвонки.