Тварь попыталась подняться выше, но я, изловчившись, с силой сжал ее холодные, похожие на камень, лапы. Я дергался, извивался, превозмогая боль и не обращая внимания на выступившую на одежде кровь. Тварь не выдержала и отпустила меня. Конец? На миг так и показалось, но к счастью я не успел подняться достаточно высоко, чтобы разбиться насмерть. Падение порвало кожу на коленях и руках, кажется я сломал палец, но главное, что остался жив. И тут я вновь услышал рев.
Когда я поднялся с земли передо мной стоял высокий человек со шпагой, в старомодном платье и черными усами. Я сразу узнал его. По крайней мере его человеческую часть. Где-то там, за натянутой бледно-желтой кожей, за глубокими глазами прятался уродливый лик разложившегося мертвеца, кости черепа и горящие вечно-холодным огнем глаза. Но не они меня напугали, не атмосфера царящего вокруг ада и даже не два оживших сфинкса с оскаленными мордами. Меня пробрала сильная дрожь, когда я заглянул в глаза мертвеца и увидел там пустоту. Бесконечную и безысходную пустоту.
А потом я увидел ее. Катька лежала на возле сфинксов. Ее застывшие и широко раскрытые от ужаса зрачки смотрели на небо. От шеи до живота виднелись глубокие рваные раны, вывернутая кожа свисала с краев ран, напоминая крышку от йогурта, которую владелец сорвал, но не снял окончательно, оставляя болтаться на краю. Пальто Катька потеряла, ее кофта задралась, открывая участок еще не изувеченной кожи и пупок со вдетым в него колечком. Ее прекрасные синие туфельки, измазанные кровью, валялись рядом.
Меня вывернуло. Кажется, я упал на колени и зарыдал. Завыл на луну, заходясь в мольбах, кашле и слюнях. А Катька лежала и смотрела в небо. Такая красивая, такая близкая, такая мертвая. Я пополз к ней, но Петр преградил мне путь. Он едва заметно покачал головой. Я смотрел в его печально лицо и стал умолять его, чтобы все закончилось, чтобы он помог Кате, оживил ее, но он остался глух к словам.
Сзади кто-то подошел. Сильные руки обхватили за пояс и потянули вверх. Кое-как приняв вертикальное положение я оглянулся и увидел уродца-горбуна. Что-то странно знакомое было в его чертах. Что-то отчего заныло в животе, а сердце стало биться сильнее. Горбун встал возле Петра и скривился в усмешке, обнажив гнилые пеньки зубов. Император поманил меня пальцем, я подошел. Сфинксы разошлись и уселись по обе стороны. Я узнал на их лбу изображение из тетиной книги - одновременно рыбу птицу и человека.
Воды Невы забурлили. Послышался рев, но шел он откуда-то из глубины. Уродец-горбун подковылял к Катьке и легко поднял мускулистыми руками. Я невольно дернулся. Петр положил руку мне на плечо и вновь покачал головой. Я мог только наблюдать, как карлик бросил тело моей девушки в воду. Оно закружилось в водовороте и быстро пошло ко дну, а округу огласил рокот, в котором я услышал нотки удовольствия.
А потом Катя появилась снова. Она возникла на набережной прямо под тем местом, где я находился. Бледная, напуганная, полупрозрачная. Ее призрак испуганно озирался вокруг, пока взгляд не остановился на мне. Что-то промелькнуло в глазах. Давно забытое воспоминание. Ее губы силились произнести мое имя.
Петр кивнул, и карлик-горбун вытащил длинный тонкий хлыст. Он взмахнул им и едва не попал по Катьке, заставив ее двигаться вперед, к спуску к воде. Подруга шла, не решаясь оглянуться. Даже отсюда я видел, как ее била дрожь. Разве могут призраки дрожать? Но Катька точно дрожала! Шаг, еще шаг. Она прикоснулась к тягучим волнам Невы и рокот повторился вновь.
Верю ли я в мифологию? В неведомых Богов, которые являлись людям и заставляли возводить в их честь храмы? Заставляли делать жертвоприношения, ползать на коленях и молить о милости? Да, черт возьми, верю! И вовсе не потому, что словно слепец ищу поддержку свыше. Я поверил в них не тогда, когда из воды появилась отвратительная, покрытая водорослями и зловонными нечистотами голова левиафана, которая разинула рот с тысячью острых зубов и поглотило призрак Кати. Я поверил в них, когда в отчаянии взглянул на небо и увидел там среди сотканных из серого ужаса облаков сформировавшийся лик с оком в виде бледной луны.
Пусть меня больше не пытаются убедить религии всего мира, что в Богах есть свет для каждого, что служение им принесет счастье и радость. Ибо лик черного Бога в небесах нес только злобу и смерть.
Едва луч луны коснулся меня, как я увидел сотни, тысячи несчастных, сгинувших в Питере реальном и попавших в Иной город. Город, который заставил себя основать. Город, которому в жертву принесли сотни рабочих, чтобы напитать силой. Город, который был Богом.