— Но я имею в виду совершенно конкретную вещь, — стоял на своём редактор. — И не в лунном свете, а в белый день. Никакой мглы, никакого дыма! Прилетает некий объект, может быть тарелка, все равно, приземляется, все его видят отчётливо, никаких мистификаций, никакого обмана. Из летающего объекта выходят такие… люди не люди, но на людей немного похожие…
— А почему ты предполагаешь, что похожие на людей? — перебил редактора консультант, слушавший начальство со все возрастающим интересом.
— Если мы исходим из того, что в другой солнечной системе существует похожая на нашу Землю планета, логично предположить наличие на ней сходных с нашими условий существования, — веско заметил сатирик. — Следовательно, там должны обитать существа, похожие на людей. Лично я ни в какую мыслящую плазму не верю. Пусть эта плазма мыслит себе до посинения, что из того? Сами подумайте, что она может предпринять? Какой толк ей из мышления?
— Да ты что! Ещё какой толк. Подумает, подумает и образует в себе клетки. А может, поделится на клетки. Выпустит из себя какие-нибудь щупальца, и они что-нибудь скомбинируют. Не спрашивай, что именно, я ведь не плазма, откуда мне знать?
— А я и не собираюсь сравнивать тебя с плазмой, наверняка ты ещё не достиг таких, как она, высот мышления…
— Вот ещё, не хватало мне конкурировать с какой-то плазмой! Не собираюсь в неё воплощаться, чтобы понять, что она может выкинуть. Наверняка у таких, из густой слизи, ни с чем не сообразуемые ощущения и потребности. Мы ведь даже представить не можем, как такие существа общаются. Может, с помощью тех самых щупалец, а может, издают какие-нибудь звуки. Например, «плюм». Или «мласк!».
Бесформенные расплывчатые существа, которые общаются между собой с помощью таких идиотских «плюм» и «мласк», настолько не понравились никому из присутствующих, что вопрос был решён однозначно. Долой плазму! Даже на лице автора проекта, научного консультанта, появилось брезгливое выражение. Нет, плазма — это не предмет их мечтаний!
— На ногах человек стал ходить для того, чтобы руки освободить, — напомнил коллегам фоторепортёр. — Значит, они ему для чего-то понадобились. Вот и эта самая плазма непременно должна была развить у себя какие-нибудь хваталки, возможно щупальца…
Сатирик сатирически заметил:
— В таком случае эти существа уже давно приземлились у нас и расселились по морям и океанам всей Земли, в основном тёплым. Мы дали им оскорбительное название спрутов или осьминогов. Правда, результаты их умственных усилий до сих пор как-то незаметны.
— Может, потому, что у нас приземлилась какая-то на редкость глупая плазма…
Редактору надоело выслушивать издевательские рассуждения коллег, и он раздражённо крикнул:
— Да отвяжитесь вы от этой плазмы! И дайте же мне сказать! Разболтались, слова вставить не могу.
— Ладно, говори, — позволил сатирик. — Мне самому эта плазма поперёк горла встала.
Все замолчали, ожидая выступления начальства, которое любило время от времени закатывать продолжительные речи. Редактор сосредоточился и набрал воздуха в лёгкие, как певец, собиравшийся исполнить особенно трудный фрагмент ответственной оперной партии.
И начал:
— Прилетает, значит, из космического пространства нечто такое, приземляется, из него выходят человекоподобные существа. И что?
Коллеги настроились на продолжительную речь, но, похоже, на этом она и закончилась. Редактор оборвал фразу, поставив в её конце большой вопросительный знак, и вопросительно уставился на коллег, уделяя особое внимание сатирику. Коллеги, сбитые с толку краткостью выступления, в свою очередь вопросительно уставились на него. К тому же, признаться, их заинтриговал смысл выступления, набросанная несколькими выразительными словами картина, которой извечная мечта редактора придала магическую силу. И в душах всех собравшихся вдруг зародилось и ярко вспыхнуло желание тоже непременно увидеть это. Прилетает, значит, из неведомых глубин Вселенной нечто, приземляется, и что? На этот вопрос никто не мог ответить даже себе самому, даже в глубине души.
А редактор ждал. Долго ждал, не меняя вопросительного выражения лица и только все сильнее сжимая зубы.
— И ЧТО?! — настойчиво и даже грозно повторил он.
— А черт его знает… — пробормотал сатирик, не вынеся нервного напряжения, вызванного вперённым в него редакторским взглядом.
— Такие вещи должен знать Центр по изучению общественного мнения, — решительно заметил фоторепортёр.
— Может, и должен, но скорей на мне кактусы вырастут, чем он это знает, — столь же решительно отозвался научный консультант. — Да ты и сам знаешь, как они изучают это так называемое мнение. Хватают первого попавшегося и начинают выпытывать: «Что бы вы сделали, если бы…» А этот, первый попавшийся, понятия не имеет, что бы он сделал, вот и начинает выдумывать, стараясь пояснее высказаться. А если кто и имеет понятие, все равно правды не скажет.
Редактор ещё целую минуту не сводил с коллег своего ужасного взгляда, а потом схватился за телефонную трубку…
А настроение в редакции за последние минуты изменилось самым кардинальным образом. С утра безраздельно царила сонная скука, усугублённая навевающей сонливость погодой. До сдачи материала в печать оставалось целых четыре дня, к тому же аварийный фельетон лежал на столе. В нем критиковались недостатки снабжения населения товарами первой необходимости, тема вечно актуальная, во все дни недели животрепещущая, так что фельетон можно было сунуть в любой номер. Сатирик собирался подбросить лишь пару актуальных мелочей, а фоторепортёр ждал указаний насчёт иллюстративного материала.
Честно говоря, не было никакой необходимости собираться всем вместе именно сегодня, разве что редактору не мешало забежать, чтобы поинтересоваться, не было ли срочных телефонных звонков или какого горящего материала. Но трудовая дисциплина распространялась на всех и категорически требовала, чтобы каждый член трудового коллектива приходил каждое утро и расписывался в книге присутствий. Остальное трудовую дисциплину не интересовало; расписавшись, каждый член коллектива был волен делать что ему заблагорассудится, и отправляться куда пожелает. Однако так случилось, что за окном как раз шёл дождь, и все решили переждать его под крышей родного учреждения.
Следует заметить, что журнал «Шестой вечер» в принципе занимался проблемами шестого дня недели, то есть субботними проблемами. И старался создать соответствующее настроение, ибо проблемы были преимущественно развлекательного характера. В нем содержалась информация о прошедшей субботе, и давались советы и предложения, как интересней провести субботу предстоящую. Лишь мимоходом упоминая остальные дни недели, журнал целиком и полностью сосредоточивался на субботе. Поскольку уик-энды у нас не отличались особенным разнообразием, неизменной, железной темой были нарекания на неинтересные программы кино и театров и, напротив, весьма неплохие развлекательные аспекты представляла деятельность всевозможных аферистов, мошенников и валютчиков.
И вот теперь в скучной до одури атмосфере редакции вдруг промелькнула искра живого, искреннего интереса к какой— то проблеме. Повеяло свежим ветром. Изнывающие от безделья сотрудники редакции ухватились за ещё неясную, но безусловно интересную и чрезвычайно плодотворную идею. Разумеется, идея безумная, но, согласитесь, небанальная. Возможно, благодаря ей что-то произойдёт, наверняка нетипичное, ни на что не похожее, и тогда уже не будет так смертельно скучно.
— Магистр Здислав Рончек, — положив трубку, ответил редактор на невысказанный вопрос сослуживцев, с кем он совещался. — И у меня создалось впечатление… да какое там впечатление, я просто уверен — они бы тоже хотели это знать. Да, да, реакцию общественности на инопланетный элемент. Нашей общественности.