После второго курса зеленых юристов направили в местный райотдел полиции. Но дни шли за днями, а надежда раскрыть великое преступление или арестовать бандита таяла. Да и бандитов и воров в законе они не видели. В кабинетах у следователей все чаще сидели мелкие хулиганы, карманники и мошенники. А практикантам давали самые примитивные поручения: распечатать документы, что-то подшить, разложить, прибрать.
Однажды Мила пришла домой совершенно расстроенная. Она весь день перебирала пыльные бумаги. Утром встала еще более раздраженная и заявила, что не пойдет на практику.
– И как они хотят, чтобы я научилась новой профессии, если мне поручают задания для секретаря? – жаловалась девушка домашним, сидя на кухне и жуя бутерброд, сделанный мамой на завтрак.
– Не отчаивайся, – успокаивал ее папа – врач городской больницы, – все новички начинают с мелочей. Наши практиканты, например, ватные шарики и марлевые треугольники делают, судна больным меняют, постель перестилают. Тоже приходят в стационар и думают, что после третьего курса уже крутые врачи, а мы им – вату в руки и вперёд, познавайте азы медицины.
– Папа, ты не прав! Считаешь, что это хорошо? Как студенты станут врачами, если им не поручать важных процедур, – сердито крикнула Мила.
– Да какие они врачи! Не смеши меня. Они даже внутримышечные инъекции ещё не могут делать!
– Во-во! И как они научатся делать уколы, если вы не даёте? – поддержала дочку мама и поставила тарелку с омлетом перед отцом.
– Ты полагаешь, что учиться они должны на пациентах? – задал папа вопрос и так как никто ему не ответил, продолжил. – Нет, дорогая моя, пусть манекен для практики используют или на родственниках тренируются.
– Тогда чему же ваши студенты учатся на практике? – Мила поставила кружку с недопитым кофе и хотела уже встать, желая избежать дискуссии, чтобы ещё больше не испортить себе настроение.
– Жизни. Общению с больными. Человечности. Хороший доктор не тот, кто много знает. Хороший врач должен чувствовать пациента, понимать его страдание и боль. Ты будущий юрист, дочка, изучай профессию с низов, ковыряйся в бумажках, читай записи, анализируй улики и пытайся сделать свои выводы. От твоего решения будет зависеть жизнь и свобода людей. Тебе нельзя допускать ошибки.
– Ладно, Петруша, хватит дочку воспитывать, завтракай, – остановила быстрый поток слов мама, – ты не видишь, на девочке лица нет.
Мила действительно сидела за столом и глотала слезы от обиды. Она надеялась, что домашние поддержат и даже если не помогут, то посочувствуют, встанут на ее сторону, а получила в ответ на жалобу сердитую отповедь.
Но, если отбросить эмоции в сторону и хорошенько подумать, папа, несомненно, был прав. Просто Людочке хотелось идти семимильными шагами, а ее заставляют передвигаться ползком. С таким подходом девушке было трудно примириться.
Продолжая мысленно спорить с отцом, Мила пошла на практику в плохом настроении. Для работы ей выделили отдельный стол в кабинете оперативников, куда установили компьютер и принесли толстые папки со старыми делами. Увидев две внушительные горы пыльной бумаги, которые она должна заархивировать в электронные папки, Мила ещё больше расстроилась. Чтобы прийти в себя, она взяла тряпку и пошла в туалет: перелистывать старые бумаги, обслюнявив палец, не хотелось. Так можно и заразы наглотаться.
Когда она вернулась, в кабинете все будто сошли с ума. Не замолкал телефон, и кто-нибудь периодически громко отвечал. Что-то возбужденно обсуждая, опера доставали из сейфа пистолеты. Заскочил криминалист.
– Все готовы? Поехали!
– Вы куда? – крикнула вслед Мила.
– В доме на Васильева нашли труп мужчины, – ответил криминалист и, уже закрывая дверь, обернулся и спросил:
– Хочешь с нами?
Второе приглашение Мила ждать не стала. Она схватила сумочку, телефон и выбежала за следственной группой.
Вот этот случай и стал поворотным в ее судьбе.
Глава 3. Варя
– Он сегодня навеселе? – шепотом спросила Варя и кивнула в сторону зала.
– Нет. Только бутылку пива выпил и все.
– А-а-а. То-то я смотрю добрый, – Варя внимательно присмотрелась к подруге, которая стояла к ней почему-то боком. Одна сторона лица была прикрыта густой прядью волос.
– Он нас с Машенькой любит, – стала тихо оправдываться Лена, искоса поглядывая на дверь, – только посторонних не жалует. Сама знаешь.
– А это что? – Варя резко откинула волосы с лица подруги: правый глаз Лены заплыл, бровь рассекала красная ссадина, к виску уже начинала расплываться синева. – Это тоже от большой любви?
Варя вскочила с места, чуть не опрокинув стул, на котором сидела, и ринулась в комнату. Лена бросилась наперерез и закрыла телом проход. Она умоляюще смотрела на подругу и качала головой, и столько страдания было в ее взгляде, что Варя остановилась. Из подбитого глаза вытекла одинокая слеза. Движения девушек напоминали пантомиму, потому что происходили в полной тишине. Но давним подругам не нужны слова. Они молча обнялись и беззвучно заплакали.