— Почему у тебя такое странное имя? — вдруг спросила Ева.
— А?.. — Шут растерянно поднял на нее взгляд, и их глаза встретились. Его серые и ее каре-зеленые. Ева смутилась и отвела взгляд.
— Ну, кхм… твое имя, — нарочито покашливая, повторила она, — оно больше похоже на прозвище.
— Потому что так и есть. Видишь ли, — Шут отвлекся от оружия и внимательно посмотрел на собеседницу, — когда мы родились, никто ведь не знал, что нас в теле несколько. Этому телу, — Шут ткнул себя пальцем в грудь, — дали одно имя — Раснария. Мы считаем Раснара старшим братом. А вот у нас с Сомбером имен не было.
— А ты какой брат?
— Средний. По словам нянек, я проявился вторым, а Сомбер — третьим. Когда мы сменялись, няньки и воспитатели говорили, что в Раснара снова вселился шут или упрямец — это если в теле главным был я. Или же называли его Сумрачным, Сумбурным, когда Сомбер пел свои печальные и странные песни. Как-то постепенно его стали звать Сомбером, что, пожалуй, больше походит на имя.
— А тебе никогда не хотелось иметь собственное, настоящее имя?
— Вообще… — протянул Шут, — оно у меня все-таки есть. Просто все привыкли, что я Шут. Я и сам привык как-то.
— И… как же тебя зовут? — не отступала Ева.
— Ки́лан.
Ева любила наблюдать за людьми, слушать их и анализировать их слова и действия, но Шут казался ей необычным, каким-то непроницаемым. Казалось, за веселым нравом этого человека скрывается загадка, его невозможно было прочесть, понять. Он всегда был в хорошем настроении и часто шутил, но сейчас, несмотря на привычную насмешливую улыбку, глаза его оставались серьезными.
После недолгой паузы Шут, не отвлекаясь от чистки оружия, продолжил:
— Я помогал кухарке на кухне. Таскал воду, выносил помои, она меня за это кормила. Ты же знаешь, мы выросли в приюте. Ну так вот, ходил я к ней тайком, чтобы не засмеяли другие мальчишки. Я рано стрелять научился, любил охотиться, двигался много, дрался часто и оттого, наверное, есть всегда хотел. Она добрая была, всегда оставляла мне еду повкуснее, — Шут странно хмыкнул, — говорила, что я похож на ее братца младшего, покойного. В честь него и дала мне имя, — Шут цокнул языком. — Но меня так никто не называет. Слишком… благородное имя для меня, скажи?.. Ха! Я ж дурак и шут! Только бубенцы повесить на шляпу осталось, да? Ой, нет, не на шляпу… мне нужен колпак! — он сделал движение руками, как бы вытягивая из шляпы три длинных конца: два по бокам и один впереди. — Ну? Вылитый Арлекин! А-ха-ха!
Шут лучезарно улыбнулся и помотал головой, изображая звон бубенцов.
— Мне нравится твое имя, Килан, — смущенно сказала Ева, — я могу звать тебя так?
— Да на здоровье, — отмахнулся он и взял в руки револьвер. — Готово. Смотри и запоминай: откидываешь барабан в сторону, ставишь патроны. Вот так. Барабан на место. Держать оружие надо двумя руками.
Шут взялся за рукоять правой рукой, а левую ладонь положил сверху на правую.
— Большие пальцы убираешь вот сюда, вниз, — Шут сделал соответствующее движение, — чтобы не задеть барабан и не пораниться. При стрельбе из-под него выскакивает пороховой газ, он может повредить пальцы, поэтому их важно убирать вниз. Поняла?
— Да.
Ева волновалась, но слушала очень внимательно.
— Целишься. Настраиваешь так, чтобы мушка попала в прорезь. Смотри, чтобы было ровно: не ниже, не выше, не вбок. Прицелилась — и жмешь на спуск. Он туговат, но ты справишься. Попробуй.
Шут передал оружие Еве.
— Барабан в сторону, да. Ставишь патроны. Закрывай. Сильную руку вниз. Кстати, да, какая у тебя сильная?
— Что?
— Ну это… какой рукой пишешь?
— Я левша, — пролепетала Ева.
— Хорошо. Левой рукой берись за рукоять, а правую вот сюда, сверху. Так стрелять безопасней. Большие пальцы вниз. Нет, еще ниже, — Шут встал за спиной Евы и положил свои ладони на ее руки, корректируя их положение на рукояти.
Ева вздрогнула от неожиданности. Руки Килана были такие теплые и сильные, а вельветовый низкий голос звучал прямо над ее ухом. На несколько секунд Ева оцепенела, почувствовав себя голой, хрупкой и маленькой. И чувство это ей не понравилось.
Не понравилось, потому что она считала себя отважной девушкой, свободной от романтики, которая, по ее мнению, была прерогативой слабых, а теперь чуть ли не растаяла в руках сильного мужчины. Она попыталась высвободить свои руки из рук Шута, но тот не ослабил хватку. Ева почувствовала, как лицо ее запылало, а по телу побежали мурашки.