Помимо нее в кабинете находилась еще одна женщина. Как оказалось, школьный психолог. Она была молода, на вид не старше двадцати пяти, в строгом сером брючном костюме и белой блузкой с кружевным воротником. Как сейчас помню, при виде меня она широко улыбнулась и поздоровалась приятным нежным голосом. Классная представила ее как Эмму Вячеславовну, но психолог разрешила мне называть ее на «ты» – просто Эмма.
Она мне поведала все прелести жизни в провинциальном городке, здешние правила и законы, дала несколько советов о том, как завести друзей, и как лучше всего себя вести среди своих ровесников. Естественно, после знакомства с ней мое отношение к представителям ее профессии изменилось в лучшую сторону.
Но в ситуации, в которой я оказалась сейчас, психолог мне бы едва помог.
Катерина была женщиной из моей прошлой жизни. Из жизни с Жаннетт. Фифа, которая выполняла роль декоративного украшения при богатом мужчине. Впрочем, как и некогда мой отец – ручным дрессированным песиком у дамочек подмышкой. Не удивительно, что у них когда-то были отношения: они так похожи.
Отца я любила и делить его с какой-то бывшей и новым сыночком не собиралась.
Я все еще желаю его внимания к себе. Хоть немножко. Мы слишком мало общаемся, слишком мало видимся, хоть он и редко выходит из дома. Он не обращает на меня внимания, когда я рассказываю ему о своих достижениях. Я думала: вот, окончу школу с золотой медалью – он заметит и оценит. Вот, сдам экзамены на высокие баллы – похвалит. Поступлю в ВУЗ на бюджетное обучение – будет мной гордиться.
А он лишь отвечал сухое «молодец, так держать» и вновь отворачивался к монитору компьютера. Но и эти слова для меня были очень важны. Были важны все те моменты, когда он смотрел мне в глаза и произносил мое имя. Ведь он тоже меня любит.
Теперь он смотрел только на Катерину и ее сыночка.
— Мой… Кто? — я не верила своим ушам.
— Мы с Катенькой были вместе, — начал объяснять мне папа, — еще до знакомства с твоей матерью. А потом она уехала…
— Ну что ты несешь? — засмеялась Катерина, — Да я уехала только потому, что ты начал бегать за Дашкой, — она поморщилась и одарила меня таким же презрительным взглядом сверху вниз.
Имя моей мамы ей определенно не нравилось произносить. Но на это мне было все равно. Меня не волнует, с каким выражением лица вспоминают человека, которого никогда в моей жизни не было. Однако мои чувства определенно задевает, что, смотря на меня, Катенька видит кого-то другого. И этот кто-то другой – моя мать.
— И зачем вы вернулись? — ядовито кинула я. — Вас никто не звал.
— Катенька не слушай ее, мы очень рады тебя видеть! — залепетал папа, повернувшись ко мне спиной. — Андрей! Какой статный молодой человек! — он развел руки в широком жесте и медленно приблизился, чтобы обнять.
— Мне тоже очень приятно с вами познакомиться. Мама много о вас… то есть о тебе… много о тебе рассказывала, — подал голос парниша в ответном объятии.
В порыве ненависти и удивления я даже открыла рот. Мне было одновременно и мерзко, и обидно от этой жалкой сцены воссоединения отца и сына.
Меня он так не обнимал.
В памяти всплыл момент из детства, когда я спросила у Жаннетт, почему меня зовут мужским именем.
— Потому что твой папашка хотел сына, — не отвлекаясь от перебирания важных бумажек, ответила бабушка. — Зато, — она неожиданно подняла на меня голову и легко улыбнулась, — ты носишь имя великого писателя и поэта России! — она сидела на стуле, но даже в этой позе было заметно, как она выпрямилась и вытянулась. — Александра Сергеевна – это звучит гордо!
И я гордилась. Гордилась ровно до того самого момента, когда на глазах чужие люди уводили у меня моего собственного отца!
— А где доказательства, что это его сын! — в сердцах воскликнула я на Катеньку, тыкнув пальцем в Андрея. — Может, вы его непонятно, где нагуляли, а сейчас заливаете нам всякую чушь!
— Саша, замолчи! — рыкнул папа.
Он злился. Я видела это по его складкам на лбу, сдвинутым бровям, суженным зрачкам, вздутым ноздрям и плотно прижатым друг к другу губам. От его раздраженного возгласа я на секунду опешила, не желая верить в то, что он на меня накричал.
— Она что тебе дерзит? — вскинула брови Катерина. — Вот уж не удивительно. Вся в мать.
Отец, кажется, успел пожалеть, что поднял на меня голос, но слова его бывшей любовницы заставили его сделать иначе.