Первым делом снова перекусила, развалившись на диване, не ощущая ног. Аппетита не было, от тошноты хотелось вывернуться на изнанку, но голод не отпускал, наверное, уже сутки. Спустя несколько съеденных через силу сосиски стало немного легче. Синяки ныли, кончики пальцев кололо в неперестающем треморе. Я просто легла без сил и желания существовать.
Заставила меня подняться лишь мысль об изменении своей внешности. Чуть потускневшее от времени зеркало на трюмо отражало меня в полный рост, но что я там видела – мне совершенно не нравилось. Чье-то опухшее лицо с покрасневшими глазами и синяком слева разглядывало меня с ног до головы. Волосы спутались и торчали в разные стороны, на шее и щеках прилипли к коже, у корней стали сальными. Я не хотела признавать, что видела собственное отражение, а не картинку со стены.
Стянула кофту, футболку, сняла джинсы, оставшись в одном нижнем белье. Вот только эта картинка выглядела еще ужаснее предыдущей. Я крутилась перед зеркалом, вглядывалась в себя с разных сторон. Жизни в этом теле больше не было видно. Кажется, я была похожа на труп.
Так может, я умерла?
Нет. Боль при прикосновениях к ушибам ощущалась вполне реальная, щипки на нетронутых местах тоже. Как и усталость, тошнота, голод. Дрожь от холода тоже была вполне реальная.
Я присела на табуретку и попыталась расчесать волосы, в последний раз запомнить себя такой. Разделив локоны пополам, я сначала пригладила их рукой, а затем, крепко зажав в кулак, начала резать. С одной стороны, потом с другой. Длина вышла на сантиметр длиннее от мочки уха. Как могла, попыталась подравнять прическу, чтобы смотрелось не так, словно резала впопыхах.
Развела краску, в последний раз оглядела свой натуральный цвет и неуверенными движениями начала размазывать темный каштан.
***
Чувство, будто я лечу в пропасть, накрыло неожиданно, как и паника, и неконтролируемая истерика. Внутренности словно сгорали в адском пламени, я лежала на спине не в состоянии даже пошевелиться и захлебывалась в собственных слезах. Сквозь поток неразборчивых мыслей всплыла лишь одна: зачем все это?
Зачем я бегу, если бежать мне некуда? Бабушка меня теперь больше никогда не примет, так что у меня лишь два будущих: я либо сяду, либо умру где-нибудь в канаве при первых заморозках или от голода. Если полет в пропасть неизбежен, то зачем барахтаться?
Не помню, как встала и оделась, не помню, как дошла. Летний рассвет на Красавинском мосту правда завораживал. Не так много машин, и никто не обращает внимания на одинокую девушку, смотрящую куда-то вдаль Камы. Под ногами в паре десятков метров толща темной воды. Перелезть через перила – дело десяти секунд.
Кажется, я была уже на полпути от решения всех своих проблем, когда все тело словно зажало в тиски так сильно, что разом заныли все синяки, а разум не понял, что произошло. Меня что-то подхватило, перенесло через ограждение прямо на проезжую часть и усадило в машину. Я не сопротивлялась. Было плевать, что происходит вокруг, но когда машина тронулась с места, а замки на дверях захлопнулись, я поняла – что-то не так.
-17-
Автомобиль мчался по шоссе прочь от города. Мимо проплывали деревья, мелькали обгоняющие и встречные машины. На фоне негромко играло радио.
— Жить надоело? — грозный голос водителя разрезал воздух салона, заставив вздрогнуть.
Я проигнорировала вопрос, прильнув к окну в попытках разблокировать двери, но те никак не поддавались.
— Что происходит? — взвыла я. — Это что? Похищение?
— Нет, не бойся.
— Откройте двери! Выпустите меня! — никак не понимала, куда мчится машина, и это до жути пугало.
— Побоялся, что ты выпрыгнешь прямо на ходу.
Стоит сказать – не зря! Пелена от прошедших минут на мосту резко прояснилась, но я никак не могла сообразить, как реагировать на все вокруг.
Казалось, одна часть мозга кричала от страха, а другая – пребывала в полнейшей апатии без какого-либо желания на дальнейшее существование.
Спустя минуту автомобиль замедлился и прижался к обочине. Блокаторы дверей щелкнули, разрешая покинуть салон.