Ксев медленно кивнул.
— Нужна моя кровь и магия Малачая, чтобы выпустить их в эту реальность.
Ник не двигался, пытался осознать все и не сойти с ума в процессе. Мавронимо, это имя одинаково и в единственном и во множественном числе, был чистой тьмой. Великое зло, породившее трех первых темных богов — Азуру, Брейт и Нойра.
После запретной любовной интрижки, которая закончилась трагически, Брейт родила первого Малачая и наблюдала, как ее дитя прокляли светлые боги, потребовав принести в жертву жену и дитя Малачая, чтобы умилостивить их.
У Брейт было разбито сердце, ей не за чем было больше жить, и она исчезла, оставив сына на милость двух злобных родственников, Азуры и Нойра.
Чтобы больше никогда не увидеть свое дитя, если она хочет, чтобы тот жил.
С того момента как их заперли вне человеческого мира, Азура и Нойр пытались вернуться и снова начать войну, которую проиграли. Каждого генерала Малачая старались перетянуть на свою сторону древние боги и сам Малачай, рожденный их оружием и пешкой. Без Брейт Азура и Нойр потеряли тотальный контроль над Малачаем, и не могли заставить его выполнять их приказы.
Как они ни старались, не могли полностью завладеть им. Так и установился баланс между добром и злом.
До этого момента.
Ник был чудовищем иного рода. Никто не знал почему, но он был гораздо сильнее своих предков. Он один мог склонить весы в сторону темных богов и позволить им наконец-то разрушить Калосум и навсегда изгнать свет из мира людей.
Что еще хуже, в будущем что-то вернет Брейт домой. Что-то, что заставит Ника встать на ее сторону против мира, вместе они устроят Армагеддон.
Хотя никто не знает, что же случится.
Даже Амброуз.
Было лишь известно, что Нойр и Азура изо всех сил старались завладеть Ником… Если они доберутся до него, он будет в еще худшем состоянии, чем Ксев, и больше не познает свободы.
Никогда не будет человеком.
Но еще существовало пророчество, в котором говорилось, что Ник будет единственным Малачаем, который изменится и встанет на сторону добра. Если они смогут привязать его к Калосуму, то навсегда изменят ход истории.
Все зависело от него одного. Но проще сказать, чем сделать, ведь Малачай был рожден от чистого гнева и ненависти, рожден от насилия, чтобы его совершать. Ему свойственно было причинять вред и источать яд, убивать и калечить. Любовь и доброта не давались ему легко. Никто до Ника не понимал значение этих слов. Да и Ник понимал лишь благодаря своей святой матери.
Если он ее потеряет…
Все изменится, он потеряет себя во тьме и станет бездушным Малачаем. Бесчувственной непобедимой машиной.
Коди нервно рассмеялась и посмотрела на Ксева.
— Блин, не удивительно, что Калеб так нервничал по поводу твоего освобождения.
Ник нахмурился.
— Ты о чем?
Она глубоко вдохнула.
— Разве ты не понимаешь, Ник? Ксев один из ключей к темнице Нойра и Азуры. Именно поэтому он так опасен свободным. Пока Ксев остается в этом измерении, ты на шаг ближе к тому, чтобы стать тем, кем не хочешь. Он не просто бог, он ключ.
Пусть так, но Ксев ничем не заслужил, чтобы его бросили в яму для надругательства и заперли там. Для него безразличие к жизни других было гораздо ближе к тому, чтобы стать Малачаем, чем его глупое желание дать шанс кому-то, кто нуждается в доброте, хотя и утверждает обратное.
Пока это проявление милосердия вредило только Нику, а не кому-то, кто был важен для него, он мог пережить последствия. Он не хотел быть тем парнем, за которого думают другие.
Но у него был еще один вопрос к Ксеву.
— Кто твоя мать?
Ксев приподнял свои ярко-синие брови, еще одна часть его проклятия, и назвал имя, которое Ник меньше всего ожидал услышать.
— Азура, перворожденное зло, она соблазнила моего отца, Верлайна, пытаясь контролировать и манипулировать им. Я был для нее всего лишь инструментом, источником постоянных издевательств над отцом, который презирал меня за то, что я связывал его с ней, — он сглотнул. — Как и ты, я был рожден от двух воюющих существ, что в итоге отразилось и на мне. Но в отличии от тебя, я никогда не выбирал добро или преданность Калосуму. Вместо этого я наносил удары по матери, желая заставить ее пожалеть и проклясть мое зачатие и рождение.
— А твой отец? — спросила Коди.
Ксев горько засмеялся.
— А что с ним?
— Разве ты не предан ему?
Его лицо окаменело, он отвел взгляд.
— После того, что они с Калебом сделали со мной, я больше не предан никому. Мы прекрасно понимаем друг друга. Верлайн никогда не хотел быть моим отцом, я никогда не хотел быть его сыном, — но Ник не упустил боль, которая стояла за его сухим тоном. То, что они отшвырнули Ксева, ранило его так сильно, что он встал перед выбором, перед которым Нику пришлось встать в ситуации с собственным отцом.
Отказаться от желания любить, так ведь проще. Притвориться, что тебе все равно, что тебе не нужен отец. Но где-то глубоко внутри ты знаешь правду. Открытая ненужная рана кровоточит не переставая.
Твое проклятие.
Именно поэтому Ник не мог отвернутся от Ксева, поэтому держал его здесь, когда остальные называли его идиотом. Он слишком близко знал эту боль, чтобы оставлять с ней другого.
Они с Ксевом были братьями по боли.
Братьями по сердцу.
Ник не мог, как и остальные отшвырнуть Ксева и оставить его гнить в одиночестве. Он не мог быть таким холодным. Его мать хорошо его воспитала.
Ксев посмотрел в глаза Нику. В этих карих глазах было так много боли, что Ник увидел отражение того, что он сам пытался скрыть от других.
— Когда ты привел меня сюда, Малачай, я сказал тебе, что не понимаю добра или любви. Стоило оставить меня в тюрьме, как и Малачаи до тебя. Там мне и место, это все, что я понимаю.
От этих слов по спине Ника побежали мурашки. Они были так похожи на те, что с колыбели твердил ему отец. Не оставляй никого у себя за спиной, если не хочешь, чтобы в нее всадили нож.
И все же…
Внутри Ксева он чувствовал нечто большее. Его инстинкты говорили, что Ксев не был таким крутым парнем, каким притворялся, что внутри него была уязвимость, которую он отрицал. Желание, чтобы его принимали, какое было и у Ника. Может, он и ошибался, но каждая частичка говорила ему, что Ксев не был чистым злом, как хотели верить древние.
Пусть он и был сыном Азуры.
Хотя не ему об этом говорить, ведь он сын Малачая. Он не хотел, чтобы его судили за отца, он хотел верить, что они были выше своих генов.
Кроме того, Ксев не сражался бы за их спасение, если бы ему было все равно. Не защищал бы их раненными и не вернулся бы за Коди, а просто бросил бы ее в ловушке между мирами. Ксев мог отрицать сколько угодно, но у него было сердце и он знал, что такое честь и доброта.
Кроме того, он был старше всех, кого знал Ник, даже старше Ашерона, которому было больше одиннадцати тысяч лет. Сейчас ему было нужно это преимущество. Если Ксев знал первого Малачая, то может он знает, как не дать Нику стать монстром Амброузом.
Стоило попробовать.
И как не грустно, но это был их единственный шанс.
Ник подтолкнул его к шкафу.
— Иди, переоденься, Ксев, — сказал он мягко. — У нас было тяжелое утро, и моя мама пропала. Калеб болен и…
— Что значит болен? — спросил Ксев, перебивая его.
— Он вроде как простыл.
У Ксева отпала челюсть.
— Нет, невозможно.
Ник обменялся встревоженными взглядами с Коди, когда почувствовал что-то в голосе Ксева.
— Ты знаешь, что с ним такое?
— Другие боги заражены?
Ник покачал головой.
— Калеб демон, а не бог, — как только он произнес это, то понял, что это была не совсем правда.
— Малфас демибог, у нас один отец… Верлайн. И хотя демоны не болеют, моя мать создала болезнь, которая может ударить по древним богам, включая Калеба, если он с ней столкнется.