Но когда Сэм начал предлагать встречаться по вечерам, да ещё и без велосипедов, я начал отступать. Он славный парень, но, на мой вкус, немного ранимый. Хаотичные тёмные волосы обрамляют длинное лицо рыцаря Чосера, а выразительные тёмные глаза следят за тобой по комнате, словно плакаты «Гринпис» против охоты на тюленей.
Наверное, я знала, что он зайдёт ещё дальше, если я подам ему знак, но я также знала, что искра была на его стороне. Я не считала справедливым позволить ему поверить, что из этого что-то может выйти, и не разговаривала с ним несколько месяцев.
Итак, я рассказал Терри о защищённой паролем машине и спросил, может ли он что-нибудь посоветовать. Я не знаю точно, чем Сэм занимается с компьютерами, но, похоже, он довольно вундеркинд.
«Да, без проблем», — сказал он. «Посмотрю, что можно сделать. К большинству этих ноутбуков не так уж сложно подобраться. Какая у него марка и модель?»
Я схватил компьютер и перечитал все опознавательные знаки, которые смог найти. «Мне его принести?» — спросил я.
«Э-э, ну, вы же сейчас на набережной, да? Давай я заскочу к тебе сегодня вечером, где-то в восемь тридцать?» — сказал он и быстро добавил: «Если…
Конечно, ничего страшного. Я просто подумал, что тебе не придётся таскать его с собой, привязав к своей чёртовой японской рисоварке.
«По крайней мере, мой мотоцикл потребляет только масло, а не выливает его большую часть на дорогу», — сказал я. «Половина девятого — нормально. Увидимся позже».
«Да, отлично. Буду с нетерпением ждать», — сказал он.
Я положила трубку, размышляя о том, правильно ли я поступила.
***
Днем я упаковал спортивную одежду в рюкзак, сел в «Сузуки» и отправился через весь город в убежище.
Последние пару лет я занимаюсь самообороной в женском приюте «Шелсли Лодж». На бумаге, пожалуй, это не имеет особого финансового смысла, но на самом деле нас обоих такой подход вполне устраивает.
Я преподаю там три раза в неделю. Занятия открыты для всех, и люди часто выбирают дни посещения в зависимости от своего расписания. Жители Лоджи могут присоединиться к занятиям в любое время.
Мои постоянные студенты платят мне за обучение напрямую, но Шелсли брала плату за занятия для своих сотрудников, если вообще взимала. Тем не менее, мне не приходилось раскошеливаться на аренду помещения, так что я не мог жалеть их на свои труды. По крайней мере, на ту работу, которую они проделывали.
Где-то в начале семидесятых покойная мать нынешней владелицы превратила Шелсли-Лодж в женский приют. Старая миссис Шелсли воспользовалась преждевременным вдовством как идеальной возможностью принять матерей-одиночек и избитых жён, как можно быстрее соорудив для них раскладушки. А если брошенные мужья появлялись посреди ночи, чтобы поднять шум, она даже появлялась – ужасающим призраком с дробовиком и бигуди, – чтобы показать им ошибочность их образа жизни. Я никогда не встречалась с ней лично, но, судя по всему, она производила на меня прекрасное впечатление.
Я очень сомневаюсь, что новая миссис Шелсли знала толк в охоте, но она так же эффективно отгоняла незваных гостей. Айлса временно приехала в Лодж в качестве стажёра-юриста, чтобы консультировать жильцов по вопросам развода и алиментов.
Ей очень понравилось это место в целом, и сын владельца, Тристрам, в частности, – и она осталась там. Хотя она уже бросила юриспруденцию и переквалифицировалась в консультанта, она всё ещё может изрыгать столько юридических терминов, что, когда возникнет такая необходимость, она вселяет страх Божий в мародёров.
Я добрался до входа в Лодж и развернул велосипед между двумя красными кирпичными воротами. Подъездная дорожка была короткой и, как утверждалось, гравийной, но каждое лето одуванчики устраивали очередное тайное вторжение, и, кажется, наконец-то одержали победу.
Как всегда, перед впечатляющим викторианским домом выстроилась пёстрая коллекция автомобилей. В тесноте кто-то даже выехал на газон, оставив вмятины на мокрой траве, словно от бильярдного стола, с которым не обращались.
Я заехал на велосипеде в проём возле одного из элегантных эркерных окон, заглушил мотор и снял шлем. В наступившей тишине раздался пронзительный визг детей, воюющих друг с другом.
Где-то наверху неустанно плакал ребенок.
Входная дверь, как обычно, была распахнута под фрамугой из нежно-цветного стекла в свинцовых переплётах. Соответствующие панели на самой двери давно уже стали жертвой то одного, то другого гневного кулака и теперь представляли собой армированное ударное стекло. Мои ботинки гулко цокали по выцветшей чёрно-белой плитке, пока я шёл по коридору, здороваясь на ходу.