***
Только потом я осознал, что до вопроса Марка Куинна я в последнее время почти не задумывался о своей армейской службе. Осознание стало для меня неожиданностью. Было время, когда казалось, что я никогда не забуду ни одного её дня.
Всё началось неплохо. На самом деле, служба в регулярной зелёной армии, пожалуй, была лучшим временем в моей жизни. Иногда я задумывался, что могло бы случиться, если бы я остался там.
Но у меня были способности и таланты, которые привлекли внимание тех, кто стоял выше по иерархии. Хуже того, я был амбициозен. Они решили это использовать…
И я – подопытным кроликом. Впоследствии я чувствовала себя виноватой не только из-за собственной слабости, но и из-за предполагаемой неудачи всех женщин, стремящихся пройти обучение в специализированных родах войск.
Я чувствовал, что подвел их всех.
Я живо представлял себе начало этого судьбоносного курса подготовки, словно это было вчера. Отбор был невероятно жёстким, но я его прошёл. Не секрет, что определённые подразделения не хотели видеть женщин ни на каких должностях, кроме вспомогательных, и всячески старались «отбить» у нас всяческое желание добиться успеха.
Тем не менее, трое из нас справились, и я без лишней бравады знал, что у меня есть преимущество перед остальными.
И вот тогда я впервые встретил Шона Мейера.
Он был там, чтобы поприветствовать нас, когда мы, на негнущихся ногах и уставшие, выбрались из задней части четырехтонных грузовиков, тяжело приземляясь ботинками на замерзший асфальт.
возле казарм, которым предстояло стать нашим новым домом.
Он стоял и смотрел на нас, тихий, неподвижный. Я уже заметил нашивки на рукаве и решил, что это унтер-офицер – человек, которого стоит опасаться. Он был не таким крупным, как я ожидал, ни ростом, ни телосложением, но в нём было что-то пугающе массивное. Ударь его железным прутом, и, скорее всего, прут согнётся.
«Слушайте», — сказал он, когда мы все вышли. Ему не нужно было кричать и повторять это дважды. «Меня зовут сержант Мейер, и мне выпала сомнительная честь командовать вами, ребята, во время вашей начальной подготовки». Он помолчал, бесстрастно окинув нас взглядом.
«Не волнуйтесь, вы запомните мое имя, потому что еще до окончания этого курса вы все возненавидите меня».
Раздалось несколько нервных смешков, но он говорил совершенно буднично, без злорадства или угрозы. Заявление было прямолинейным, и от этого ещё более пугающим.
«Если ты меня не ненавидишь, значит, я недостаточно на тебя давлю.
И вы тоже недостаточно напрягаетесь. Никто не жалеет моего времени, — продолжил он. — Так что, если вы не готовы вложить все силы, всю свою самоотдачу, можете уйти прямо сейчас — избавьте нас от лишних хлопот.
Он снова замолчал, словно ожидая, что кто-то вот-вот бросит. Его взгляд не отрывался от нас. Уверена, мне показалось, но, кажется, дольше всего он задержался на трёх девушках. Я подняла подбородок и встретила его взгляд, не в силах сдержать ни тени неповиновения.
Он ещё мгновение смотрел на меня, ничего не выражая, а затем кивнул в сторону ворот, через которые мы только что вошли. Они уже закрылись за нами и охранялись часовыми с ружьями и собаками. «Заметьте, заборы вокруг этого лагеря построены так, чтобы не пускать нежелательных лиц», — сказал он. «Если захотите уйти, уходите — и вы обнаружите, что выйти гораздо проще, чем войти».
Снова послышались нервные улыбки, даже редкие смешки. Мейер услышал их, и его лицо потемнело. «И последнее, — сказал он. — Забудь всё, чего ты достиг до сих пор, потому что теперь тебе придётся снова доказать, насколько ты хорош». Пауза, момент был выбран как нельзя кстати. «Плохая новость в том, что тебе придётся доказать это мне».
И с этими словами он коротко и пренебрежительно кивнул, повернулся и ушел.
Я помню, как смотрел, как он уходит, с какой легкостью он двигается, и я осознавал, какую опасность он представляет — на всех уровнях.
«Фу, он вполне ничего, правда?» — сказала одна из девушек — кажется, её звали Вулли. Она шмыгнула носом. «Заметьте, он и сам об этом не догадывается».
Но я видел его совсем иначе. Честно говоря, я никогда не встречал человека, настолько осознающего себя. Он производил впечатление человека, который мог в любой момент закрыть глаза и описать всё вокруг до мельчайших подробностей. В нём чувствовалась спокойная уверенность, скрытая смертоносность. Ты просто знал, сам не зная как , что он мог убить тебя, не моргнув глазом, но в нем не было никакой развязности, только та глубокая неподвижность, которую я заметил в первый раз, подобная леднику.