Я встретился с ним взглядом и с холодным чувством страха понял, что он знает.
Он знал всё.
«Думаю, мне вообще не следует называть вас мисс Фокс, не так ли?»
Макмиллан сказал, с медленной неизбежностью паровой тяги.
«Разумеется, вы сменили фамилию только после переезда в Ланкастер, не так ли? На Фокс с Фокскрофт. А почему именно?»
Не было смысла увиливать или лгать. «Ты, очевидно, уже всё раскопал», — сказал я вместо этого, чувствуя, как моё лицо сморщивается, как у солёного слизня. «Почему бы тебе не рассказать мне?»
Мои слова были пустой бравадой. Мне не нужно было, чтобы суперинтендант напоминал мне о случившемся.
Моё дело в военном суде основывалось главным образом на показаниях другого солдата, Кирка Солтера. Человека, которого я едва знал, но который спас мне жизнь.
Кирк проскочил на трассу главным образом благодаря своим физическим данным. Его голова, возможно, была не более чем системой жизнеобеспечения для берета, но он мог нести универсальный пулемёт и двести патронов в ленте по всей штурмовой трассе, не вспотев. И сердце у него было твёрдо на месте.
Если бы он не наткнулся на моих нападавших до того, как они привели в действие свой план сокрытия, я бы стал ещё одним трагическим персонажем в статистике преступлений. Если бы моё тело когда-нибудь нашли.
Доналсон, Хакетт, Мортон и Клей.
Они намеревались свернуть мне шею, как крылатому фазану, и закопать в неглубокой могиле где-нибудь в ближайшем лесу. Кирк помешал им это сделать, и я всегда буду ему за это благодарен.
Потом его заставили – запугали, уговорили – под присягой отрицать существование такого заговора. Я подумал, что это почти покрыло долг.
«Сменить имя – это была твоя идея или родителей?» – спросил Макмиллан. «В своё время это вызвало настоящий скандал, не так ли? Сначала военный трибунал, потом, когда ты пытался добиться справедливости в гражданском суде». Он коротко взглянул на меня, и мне показалось, что я увидел жалость на его лице, прежде чем он опустил взгляд, сосредоточившись на поправлении запонки. «Таблоиды хорошо поработали над тобой, Чарли?»
Я сглотнул. О да, так оно и было.
Конечно, в газетах об этом изначально ничего не писали. Армия не склонна выносить сор из избы, если может себе это позволить.
Но как только я совершил глупую ошибку, возбудив гражданский иск, они разозлились по-настоящему.
Поначалу заголовки были просто сенсационными. Девушка-солдат Изнасилована группой сослуживцев . Как будто самого испытания было недостаточно, мне пришлось столкнуться с мстительными тисками СМИ. Поначалу они изливали на меня фальшивое сочувствие. Мою историю нужно рассказать, говорили они. Пусть это станет уроком для других. Не дайте этому случиться с какой-нибудь другой бедной девушкой.
А потом, бог знает, каким образом, какое-то особое расследование вытащило меня на свет. О, он не был женат, ничего подобного. Это было бы слишком прямолинейно. Наоборот, он был одним из моих инструкторов, а это было совершенно неприемлемо для высшего руководства. Обрадовавшись такому лёгкому побегу, преподнесённому им на блюдечке, вся мощь армии обрушилась на меня. У меня не было ни единого шанса.
Что касается прессы, то за время тиража я превратилась из невинной жертвы в безнравственную шлюху. Если я была готова трахнуть одного солдата, почему бы не целую компанию? Может быть, рассуждали они, утверждения мужчин о том, что я была добровольным участником, не так уж и неправдоподобны?
Дом моих родителей был осажден. Репортёры и фотографы неделями рыскали по нашему саду. К моменту рассмотрения гражданского иска искажённые факты и возмутительные истории, которые они опубликовали, безнадёжно исказили все мои шансы на справедливое судебное разбирательство. СМИ пришли в неистовство из-за оправдательного приговора моим нападавшим. К тому времени, как они закончили, именно я был чёрт возьми виновен.
«Должно быть, для вас стало настоящим потрясением, что ваша мать отказалась поддержать вашу апелляцию, — сказал Макмиллан. — Особенно учитывая, что она сама была мировым судьёй».
«Она свято верит в систему уголовного правосудия в этой стране», — процедила я сквозь зубы. Настолько свято, что отказалась признать возможность судебной ошибки. Она закрыла на это глаза. И отгородилась от меня. Это стало последним гвоздём в крышку моего гроба.
Суперинтендант не прокомментировал это, поднимаясь на ноги. Он, очевидно, просмотрел отчёты того времени, и скептицизм был...