Вадим долго держал густую жидкость во рту, проглотить ее почему-то не получалось. Казалось, что внутри все склеилось и не пропускает даже такую малость. Кое-как он справился с этой задачей; мгновенная режущая боль пронзила его, но тут же ушла. Света внимательно следила за ним и налила еще ложку.
— Еще одну. Теперь больно не будет.
С трудом Вадим проглотил и эту порцию, которая хоть и смягчила засохшее горло, но вызвала сильную тошноту.
— Все, милый, не буду больше тебя донимать, сейчас все пройдет.
«Светка», — хотел сказать Вадим, но первая буква не выговорилась совсем, остальные тоже не очень получились, и в результате вышло что-то, отдаленно похожее на «ветка». Она улыбнулась ему одними глазами, присела рядом и взяла за руку. Пальцы Медведева чуть дрогнули в ответном слабом пожатии. Вадим смотрел на нее и думал: «Светка-ветка… Веточка моя хрупкая, соломинка тоненькая, не отпускай мою руку, не отпускай меня… Сколько раз ты удерживала меня на самом краю, вытаскивала из мрака? Откуда столько сил у тебя берется?» У него самого сил хватало только на то, чтобы молча смотреть на Светлану, ни говорить, ни двигаться он не мог.
Света понимала его состояние и ласково приговаривала, гладя руку: «Ну вот, температура нормальная, значит, дело на поправку пошло. Слабость скоро пройдет, силы вернутся и все будет в порядке». Вадим слушал ее и чувствовал, что снова проваливается в сон. «Спи, набирайся сил. Все будет хорошо», — издалека доносился Светин голос и убаюкивал его.
Силы возвращались слишком медленно, и даже две недели спустя Медведев с трудом мог разговаривать, а при малейшем движении чуть не терял сознание от слабости; в начале марта он и то чувствовал себя лучше. Вадим почти все время дремал, но теперь Светлана то и дело теребила его, разговаривала с ним, пыталась заставить есть.
Однажды утром перед умыванием она критически осмотрела Медведева.
— Побрею тебя завтра, а то уже не столько умываться нужно, сколько причесываться. Настоящая борода отросла.
— Может, так оставим?
— Нет, — отрезала Света, — борода тебе не идет.
— Раз ты так считаешь, давай сбреем, — согласился Вадим.
— Ты чем бреешься? Станком или электробритвой?
— Когда как, но если я здорово зарос, то нужно станком, а еще лучше – опасной бритвой. У меня дома дедушкина где-то лежит, но я ей ни разу не пользовался.
— И я такой не рискну тебя брить, вдруг еще порежу.
Вадим устал от разговора и прикрыл глаза. Света оставила его в покое минут на пятнадцать, потом снова начала тормошить.
— Просыпайся, ты еще не умывался и не ел. Если ночью не заснешь, я тебя усыплять не буду, а укол поставлю.
— Я не сплю, просто лежу. Делай, что нужно, — не открывая глаз, прошептал Вадим.
После продолжительной процедуры утреннего туалета, которая включала в себя не только умывание, Светлана попробовала накормить его.
— Не могу, не лезет, — Вадим после первой же ложки жидкой овсянки отказался есть.
— Дим, так нельзя, нужно есть, хоть понемногу. У тебя желудок скоро атрофируется или сам себя переваривать примется. Ты хочешь, чтобы тебя через зонд кормить стали? — Светлана начала сердиться.
Вадим посмотрел на нее измученными глазами и тихо сказал:
— Я не капризничаю, оно само назад лезет. Мне даже воду сложно проглотить.
Светлана только тяжело вздохнула в ответ:
— Ладно, придумаю что-нибудь. Может, дома какие мысли в голову придут.
Вадим лежал с закрытыми глазами. Света подумала, что он опять задремал и только хотела растормошить его, но тут же услышала:
— Зайди как-нибудь на работе ко мне. В шкафу куртка висит, возьми в кармане ключи от квартиры и карточку. У Зины должны быть мои платежки, забери их, сними с карточки все, что там есть – код на ней записан – и заплати за квартиру, — Вадим открыл глаза и требовательно посмотрел на Светлану. — Не вздумай тратить свои деньги. Пользуйся моей карточкой, поняла?
Странно сочетались строгий взгляд и слабый голос.
— Нашел, о чем сейчас беспокоиться, — удивилась Света. — Хорошо, все сделаю, как говоришь.
— Я проверю, — отозвался Медведев чуть слышно.
— Что-то ты совсем развоевался сегодня, — усмехнулась Светлана.
Вадим слабо улыбнулся. Ему показалось смешным то, что Света сказала про него. Она тоже тихо рассмеялась – сказать «развоевался» про человека, который еле может говорить и не в силах шевельнуть рукой, было немножко неуместно.
— Дома у меня свинарник, ты уж не пугайся, — сказал Медведев извиняющимся тоном после долгой паузы. — Гель для бритья и станок должны быть в ванной, когда сможешь ко мне заехать, тогда и заберешь. Днем раньше, днем позже ты из меня человека сделаешь – без разницы.
Вадим устал и опять надолго замолчал.
Света сидела рядом с ним и радовалась тому, что у него появляются эмоции и даже чувство юмора. Она перебирала его отросшие волосы и отмечала, сколько белых нитей в них появилось. С короткой стрижкой они так не бросались в глаза, но, все равно, полгода назад, когда Черепанов буквально за руку привел Вадима к ней на занятия, седины было намного меньше. Тогда Светлана первый раз смогла как следует рассмотреть Медведева. Они сидели на расстоянии меньше метра друг напротив друга, руки их соприкасались. Света в тот момент подумала, что Вадим, наверное, впервые притронулся к ней; сколько она ни рылась в своей памяти, да так и не смогла вспомнить ни одного случая, чтобы в детстве он хотя бы раз взял ее за руку во время прогулки. Неизвестно, думал ли о таких вещах Вадим, но сердце у него тогда бешено колотилось, он долго не мог успокоиться.
Сейчас он тоже реагировал на прикосновения ее рук: чаще начинало биться сердце, на лице появлялось подобие улыбки. Даже одно появление девушки рядом с собой Вадим чувствовал, выходил из своей обычной полудремы и открывал глаза. Потом он, правда, мог снова заснуть, но тот сон, когда Света была с ним, разительно отличался от болезненного полузабытья, исчезала тоска, переставали мучить кошмары. Сны были легкими, добрыми, чаще всего снилось что-то из далекого детства, когда самой большой проблемой было написать без ошибок диктант, иногда снились еще совсем молодые родители.
Алла Николаевна переживала, что сын изменил своей привычке звонить ей в начале каждого месяца, подробно рассказывать о своих делах и расспрашивать о том, как живут они. Новостей обычно было немного, тем более, что Вадим особо о своих проблемах не распространялся, но все равно даже это немногое надолго занимало ее внимание, а сейчас вдруг образовалась пустота. После отпуска, когда он в начале февраля на неделю приехал к ним в гости, Вадим позвонил только один раз, буквально в двух словах поздравил с весенним женским праздником и, сославшись на занятость, закончил разговор через минуту. Алле Николаевне показался немного странным его голос, будто что-то мешало сыну говорить. «Может, зубы лечил или удалял, — с сомнением подумала она, — а может, выпил по случаю праздника». Больше звонков от него в марте и не ожидалось, но, когда в начале следующего месяца Вадим так и не позвонил, Алла Николаевна выждала неделю, взяла инициативу в свои руки и попробовала дозвониться до него. Домашний телефон не отвечал, мобильный выдавал сообщение, что абонент временно недоступен, а при попытке набрать номер рабочего телефона, что в свое время сын категорически запретил ей делать, она услышала в трубке: «Набранный номер не существует». Алла Николаевна связалась со своей давнишней подругой и Валентина Анатольевна раздобыла новый телефон службы спасения, но сколько раз мать Вадима ни звонила туда, ей отвечали примерно одинаково: «Вадима Дмитриевича сейчас нет. Он в отъезде». Заподозрив, что сын попросил сослуживцев таким образом избавить его от внимания назойливых поклонниц, она однажды представилась в надежде, что трубку передадут ее Вадику. На том конце провода возникло секундное замешательство, но ответ был таким же: «Вадима Дмитриевича, к сожалению, сейчас нет. Что ему передать?» «Передайте, что его мать звонила», — сухо ответила Алла Николаевна и повесила трубку. Прошла еще неделя, но сын так и не позвонил. Она все больше беспокоилась и терялась в догадках, что могло произойти. Дмитрий Алексеевич к середине апреля каждый день только и слышал об этом.