Петрович вспомнил свой юбилей и крякнул в нарочитой досаде:
— Что ж тебе, Денис, раньше такая идея в голову не пришла?!
— Я вам потаскаю бутылки! — Виктор Елисеевич с преувеличенно угрожающим видом развернулся к Илье. — Если от кого хоть намек на запах учую… — он не стал продолжать, но весьма выразительно окинул взглядом спасателей.
— Я же и говорю, чтобы он не вздумал бутылки таскать, — с невинным выражением лица Илья погрозил пальцем Сашке, скопировав знаменитый жест кадровика.
— Мы все за этим проследим, — еще невиннее поддакнул Денис и потянул ребят к выходу.
— Я вас… — пообещал им вслед Порошин и уже поднял было по привычке руку, но вовремя остановился. — Вот ведь артист какой! Все подметит и тут же изобразит! Лучше от него подальше держаться!
Тучи постепенно затянули все небо. Они опускались все ниже и к вечеру легли на землю, густым туманом заволокло все вокруг. Стояла неестественная тишина, похожая на затишье перед бурей. В неподвижном сыром, но довольно теплом воздухе мгновенно замолкали все звуки, а влага конденсировалась и тончайшей пленкой покрывала стены зданий, ветки деревьев, прутья ограды, машины, оседала на лицах и, казалось, проникала под одежду. Чуть позже похолодало, но вместо обещанного снега пошел дождь. Он шел весь вечер и всю ночь. Мелкие капельки воды, попав в слой холодного воздуха, начинали замерзать еще в полете, а более крупные долетали до земли и глазурью застывали уже на поверхности. К утру прозрачной коркой, достигавшей нескольких сантиметров, покрылись дороги и тротуары, автомобили и деревья, многие из которых упали под тяжестью налипшего на них льда.
Все группы оперативно-спасательного подразделения института без отдыха работали с позднего вечера. Середкин, как Кассандра, правильно предсказал развитие событий – всю ночь ребята то и дело вместе с медиками выезжали на аварии, число которых в сравнении с обычными днями увеличилось на порядок. К утру обстановка стала еще сложнее – к невиданному гололеду добавились сотни поломанных деревьев, обрывы линий электропередач, короткие замыкания на линиях высокого напряжения. Из-за отключившегося электричества полностью остановился городской электротранспорт, а автобусы еле передвигались по обледенелым дорогам. Рядом со спасателями работали военные и курсанты, в те места, где не удавалось оперативно восстановить подачу электроэнергии, они доставляли генераторы и топливо для их работы.
Весь мир покрылся толстым слоем льда. Старые деревья не выдержали первыми, их ветки и стволы поломались очень быстро и, уже упав, дальше покрывались наледью, превращаясь в одно целое с дорогами, скамейками в парках и оставленными на обочинах машинами. Все сверкало и переливалось на ярком утреннем солнце так, что было больно глазам. Каждый четырехгранный прут решетки, огораживавшей старый городской парк, оказался увенчан хрустальным колпачком, внутри которого, казалось, горела маленькая лампочка. Сергей Томский смотрел на это великолепие и переживал из-за того, что не взял с собой камеру. Он представлял себе, какие снимки могли бы получиться в старом городском парке, около которого работала первая группа, и жалел, что он не художник, как Вадим, способный по памяти изобразить увиденное.
Парк был разбит в тридцатые годы рядом с городской больницей, построенной тогда же. Повалившиеся деревья перегородили три подъезда к больнице из четырех существовавших, а на оставшемся образовалась самая настоящая пробка из машин «Скорой помощи». Кроме деревьев, проезду мешали припаркованные где попало машины, которые просто примерзли к асфальту.
— Как мы должны их отдирать? — Денис ходил кругами около двух машин, к которым пристыла крона огромного старого ясеня, рухнувшего на них. Прозрачная пятисантиметровая корка превратила их в диковинную скульптуру из дерева, металла и стекла. — Любая пила сразу сдохнет…
— А мы по-другому!
Илья опустил на лицо прозрачный щиток шлема и рубанул топором по обледеневшему стволу. Во все стороны брызнули осколки льда. Ребята, кто топорами, кто ломом, стали разбивать лед вокруг машин для того, чтобы их можно было оттащить в сторону с дороги. Дело шло довольно медленно после бессонной ночи.
— Серега, вызови сюда Ирину. Она чем-нибудь на лед побрызгает, и сразу все растает. — Антон освободил ото льда одно колесо и прикинул, сколько времени потребуется, чтобы освободить проезд. — Слушай, позвони ей, — он подошел поближе к Томскому, — я не шучу, должны же быть какие-то средства борьбы с таким безобразием.
— Я думаю, что есть, — согласился с ним Сергей, — да не про нашу честь, — добавил он с усмешкой. — Даже если в лаборатории что-то подходящее и найдется, то в каких количествах? На одно колесо, наверное, не хватит. Толокново стоит, у них все обледенело, — Томский продолжал долбить ломом лед вокруг машины, — неужели такой крупный аэропорт не запасся бы нужными средствами, если бы была возможность?
— В Европе таких проблем, наверное, не знают, — проворчал Генка, — у них, я слышал, даже дороги с подогревом, не только тротуары.
— Толку-то с этого подогрева, — усмехнулся Петрович. — Электричество вырубилось, и где тот подогрев?
— А мы, судя по всему, в Африке живем, — ворчал Антон, — у нас снег раз в сто лет выпадает, поэтому мы к нему никогда не готовы. Весной – потому что технику уже размонтировали, осенью – потому что назад еще не смонтировали, а зимой обнаруживается, что бензина для этой техники нет…
— И в ход идут грубая сила и примитивные орудия каменного века, — в тон ему добавил Сашка, передразнив Антоново брюзжание.
Усов в ответ запустил в него увесистой ледышкой, Меньшиков расплатился тем же.
— Вы сюда развлекаться приехали? — заорал на них Середкин. — Работать за вас Пушкин будет?
Перестрелка прекратилась, но не потому, что ребята его послушались, — у Антона за пазухой заголосил телефон.
— Что случилось? Что?! Не может быть! — Антон отошел в сторону, но до ребят все равно доносились обрывки фраз. — А мать где? Да я около парка работаю, в центре… Сейчас спрошу… Юленька, потерпи…
Антон был растерян. Он уронил лом на обледеневший асфальт и стоял, не подбирая его.
— Ребята, мне сейчас Юлька позвонила. Говорит, что из нее что-то течет. Я спрашиваю: «Кровь?» Нет, говорит, не кровь, и вроде ничего не болит, а мать ее куда-то умотала, и телефон у нее не отвечает… Юлька боится и не знает, что делать.
Петрович и Сергей сразу поняли, в чем дело.
— Это у нее воды отошли!
— Нужно срочно в больницу!
— Рано же еще! У нее срок только через три недели! — Антон тоже испугался. — Как же так! Что теперь будет?!
— Давай быстро домой! К ней!
— Вызывай «Скорую» прямо сейчас! Пока они по этому катку доедут, и ты домой доберешься!
Илья уже сидел в кабине «Урала» и орал на Антона:
— Бросай все! Давай в темпе, дурень! Мы сейчас твою Юльку быстрее всякой «Скорой» в роддом привезем!
Новоселов кинулся к машине.
— Я на всякий случай тоже поеду – мне как-то довелось роды принимать. Помогу, если, не дай бог, что…
— Петрович, не каркай! — крикнул ему Денис, но сидевшие в машине уже не могли услышать Зорина. «Урал» рванул с места, как гоночный болид, и через несколько секунд скрылся за поворотом.
— Ничего, не переживай, все обойдется. Так бывает довольно часто, — Сергей положил Денису руку на плечо.
— Скажешь, что и тебе приходилось в роли акушерки бывать, когда в ментовке работал? — Генка насмешливо окинул взглядом Томского.
— Много чего приходилось, — ответил коротко Сергей и вернулся к прерванной работе.
— Многоопытный ты наш… — усмехнулся Середкин, но больше не стал задирать Томского.
— При Петровиче он так не сказал бы, — вполголоса сказал Денис, провожая взглядом сутуловатую фигуру Генки, который отошел в сторону, чтобы потребовать у руководства помощь – в вчетвером они не справились бы с работой и до позднего вечера. — Чего он к тебе цепляется? Из-за Димыча?
Сергей молча пожал плечами. Многие ребята, и не только из их группы, давно заметили, что Середкин стал неприязненно относиться к нему, а Ирину вообще не мог спокойно видеть. Генка, по праву считавший себя старым и, пожалуй, единственным другом Медведева, не мог смириться с тем, что Томский стал ближе Вадиму, чем он, и произошло это не в последнюю очередь именно из-за Ирины.