Никогда у Вадима не было такого роскошного выбора – не шесть или двенадцать, а сорок восемь разноцветных палочек пастели лежало перед ним в жестяной коробке. Он долго не решался выбрать оттенок, задумчиво смотрел на Светлану, брал в руки то один мелок, то другой и, наконец, остановился для начала на нежнейшем розовато-бежевом. Медведев передавал форму легким контуром, тонкой линией, а все цветовое решение задумал сделать несколькими тонами, нанося разноцветные мелкие штрихи, которые можно было оставить и в чистом виде, подобно мозаике, но можно было и смешать. Кончиками пальцев он растушевывал пигмент, вбивая его в специальную шероховатую бумагу, так, чтобы несколько нанесенных рядом штрихов, не смешиваясь полностью, соединились и заиграли цветом. Вадим настолько отдался процессу, что временами ему казалось, будто под рукой у него не рисунок, а бархатистая кожа, и это ее он ласкает легкими прикосновениями. Все происходило в полной тишине, только с улицы иногда доносился шум транспорта.
Медведев пришел в себя, когда неяркое зимнее солнце перестало заглядывать в комнату, свет ослабел, и краски потеряли свою яркость. Прошло почти три часа, от напряжения у него затекла шея, а Светлана сидела, не шелохнувшись, все в той же позе.
— Светочка! — позвал он ее.
Девушка отозвалась не сразу. Прошло несколько секунд, прежде чем она глубоко вздохнула, будто просыпаясь, и, не меняя позы, повернула голову.
— Девочка моя, я тебя совсем замучил. Все, хватит на сегодня, одевайся и посмотри, что у меня получилось.
Но только Светлана встала и потянулась, как Вадим вскрикнул:
— Замри на пять секунд, умоляю!
Он схватил чистый лист бумаги и всего несколькими линиями перенес на него образ исчезающей на глазах сонной неги и немного ленивой грации, олицетворением которых сейчас была Света.
— Спасибо, радость моя! — Медведев был преисполнен благодарности.
— Дим, у тебя же талант! — восхитилась Светлана, когда увидела его работу.
Она не могла решить, какой рисунок лучше. Рисунок пастелью изумлял продуманной цветовой гаммой: общий тон Вадим сделал достаточно темным, он был намечен широкими штрихами, сгущавшимися к центру, песочный цвет драпировки стал насыщенным, в складках ткани превращаясь в кофейный, и на его фоне казалось, что хрупкое тело мерцает перламутром редкостной раковины. Последний набросок был наполнен жизнью, он запечатлел таинственный миг перехода от полусна к бодрствованию, когда тело и разум просыпаются в предчувствии радости бытия.
— С такой моделью и с такими средствами, каждый так сможет, — Вадим смущенно улыбнулся, услышав Светину похвалу. — Однако я устал с непривычки – лежа, много не порисуешь. И тебя, наверное, уморил. Как ты смогла столько времени просидеть неподвижно?
— Для меня это несложно.
Светлана, пока Вадим рисовал ее, почти полностью отключилась от реальности, погрузившись в подобие дремоты. Это позволило телу надолго застыть в одном положении, а сознанию дало возможность работать с невиданной интенсивностью. Разум перебирал разрозненные сведения, полученные во время поездки, будто лежащие россыпью разноцветные кусочки смальты, укладывая их в единую мозаику, основание для которой было создано давно. Теперь она точно знала, что и как должна сделать, что может помочь, что помешать, оставался один вопрос – где. Ответ на него пока не нашелся, но было ощущение, что в этом каким-то образом должна помочь Ирина.
— А я так и не смог ничему у тебя научиться, я лентяй, бездарь и прогульщик. — Вадим потянулся и закинул руки за голову. — Один раз случайно что-то получилось, а потом, как ни старался, толку не было.
— Это потому, что ты не можешь сосредоточиться, однако в состоянии стресса твой организм действует самостоятельно, инстинктивно выбирая нужное решение.
— Но это же плохо, что я не могу собой управлять.
— Наоборот, ты держишь себя под очень жестким контролем, раскрываешься очень редко. Только Ирина блокирует себя сильнее, чем ты. У нее потрясающий потенциал, она потенциально гораздо сильнее меня, я это чувствую сквозь все барьеры, но подсознательно Ира ставит такую непробиваемую защиту и снаружи, и изнутри, будто боится не справиться со своими способностями.
— Ты говорила Ирине об этом?
— Да, но она не захотела ничего слушать, сказала, что у нее и так забот выше головы, — Светлана сказала об этом с явным сожалением.
— Пригласи ее в гости, пусть развеется немного. Когда у Сереги выходной?
— Послезавтра. Позвоню им сегодня, узнаю, если они никуда не собираются, то позову к нам.
Пожалуй, Светлана никогда не видела Вадима таким оживленным, как в тот день, когда к ним пришли Томские. Вадим шутил, смеялся, искренне интересуясь жизнью Ирины и Сергея, и в его глазах Света не видела той старательно скрываемой тоски, как в день рождения. Он на какое-то время забыл о своих проблемах и старался отвлечь Ирину от ее печалей.
— Ира, ты радоваться должна, что у тебя малышка родится, а ты изводишь себя по пустякам, — успокаивал ее Медведев. — Меньше слушай врачей, они всякие страсти рассказывают, чтобы снять с себя ответственность. Тебе Света говорит, что все в порядке и с тобой, и с ребенком. Почему ты ей не веришь? На моем примере разве неясно, что она в таких вещах не ошибается? Антошкину Юльку, опять же, вспомни.
— Я то же самое говорю, но этого хватает на полдня от силы, — вздохнул Сергей. — Потом начинается все сначала: «Ты помнишь, сколько мне лет? Ты знаешь, с какой гадостью я работала?» Слезы ручьем. При Лешке сдерживается, вся сырость достается мне.
— Терпи, будущий папаша, и не ворчи. Чаще повторяй, что все в порядке будет, что ты рядом с ней, что любишь ее. Ире нужна твоя поддержка, никого другого она слушать не будет.
— Не буду, — согласилась Ирина и прижалась к мужу. — Я без него не могу, он меня приручил.
— И теперь несет за тебя ответственность, — продолжила ее мысль Светлана. — Ира, пойдем со мной на кухню, мне нужна твоя консультация.
Света задумала приготовить утку с яблоками и хотела посоветоваться с Ириной, не удалить ли с тушки часть жира.
— Мне кажется, тяжеловато будет, если весь оставить.
— Давай срежем, где подберемся, но выбрасывать не будем. Его можно вытопить и потом использовать. — Ирина придирчиво разглядывала утку. — Картошку на нем хорошо жарить. У нас дома картошка во всех видах «на ура» идет, Сережка с ней что только не придумывал, когда я на кухню не могла даже зайти.
— Сергей у тебя молодец. Он такой надежный и заботливый! — Света от души похвалила Томского. — О таком муже каждая мечтает: не скандалист, не зануда и обед может приготовить, и в магазин сходить, и уборкой не гнушается, а детей так просто обожает.
— Да, Сережка отличный отец. Я удивляюсь, как он умеет балансировать на грани между контролем за Алешкой и предоставлением ему свободы выбора. Сергей постоянно говорит ему: «Наши советы можешь пропускать мимо ушей, но тогда за последствия своих поступков отвечать будешь сам, никого другого обвинять уже не получится. Если считаешь себя взрослым, думай своей головой. Можешь купить себе новый телефон, но тогда не хватит денег на коньки и спортивную куртку, на каток будешь ходить в обычной, а коньки брать напрокат». Знаешь, как это хорошо действует? Походит, посопит, поворчит, а потом придет к отцу: «Ладно, па, ты, как всегда, прав». — Ирина улыбнулась. — Вообще-то, мы мирно живем, я не ожидала, что в этом смысле будет так гладко. Два воскресенья отданы бабушке, одно он проводит у моих родителей, обычно на даче, одно – с матерью. Пока все довольны, а нам Лешка говорит: «Отдыхайте от меня один день в неделю!» Вот так и живем, — повторила Ира, — Сережа из-за всего переживает больше меня, но пытается это скрыть, чтобы меня не расстраивать.
Пока Света с Ириной возились с уткой, Сергей подробно рассказывал Вадиму об Илье и его Илечке:
— Она и так на пятерку плату за свою халупу подняла, когда узнала про Наилю и Илья заикнулся о временной прописке, а уж как увидела ее с животом, так просто позеленела. Сразу квартира внуку понадобилась, тот, оказывается, решил жениться. Короче, Наиле вот-вот рожать, лежит в больнице с сильнейшим токсикозом, врачи боятся и за нее, и за детей, Илюхе дан срок найти новое жилье до февраля, а ничего на примете нет. Ириша Максима к этому делу подключила, он на своем участке всех знает, кто жилье сдает, да пока тоже без толку – одни алкаши в своих квартирах комнаты предлагают. Представь, с двумя грудными детьми в такую клоаку селиться!